Невероятные приключения Марека Пегуса

Глава X

Окровавленная тетрадь. — Главный тайник. — Люди с горшком горохового супа. — Теофиль Боцман. — Веракоко.

По широкому подземному коридору осторожно продвигались четверо ребят. Самый высокий из них, Нудис, должен был все время нагибаться, чтобы не стукнуться головой о почерневшие, выложенные крупными готическими кирпичами своды. Коридор был чисто прибран, а по стенам в продолбленных желобках тянулись электрические провода.
— Смотрите, тут даже электричество проведено!
— У них непременно должно быть электричество, — сказал Теодор. — Иначе им вскоре не хватило бы воз духа. Здесь наверняка действуют электрические вентиляторы. Чувствуете движение воздуха?
Действительно, лица ребят овевал легкий ветерок.
Вскоре готический коридор привел их к другому ходу, пересекавшему первый. Второй ход был на метр шире, потолок плавно переходил в круглый свод.
Освещая путь фонариком, Теодор внимательно все осмотрел.
— Он совсем в другом стиле, — сказал Теодор, — должно быть, построен позже.
— Разве коридор может иметь какой-нибудь стиль? — засмеялся Пикколо.
— Все имеет свой стиль, — буркнул Теодор, сосредоточенно разглядывая проложенные вдоль стены трубы. — Интересно, — заметил он, — эти трубы похожи на водопроводные.
— Или на паровое отопление, — сказал Нудис. — Ты чувствуешь, как здесь тепло?
— Смотрите, настоящий калорифер! — крикнул Кусибаба и помчался в глубь коридора.
Ребята осмотрели коридор и убедились, что он теплый.
— Мерзавцы, у них тут все удобства, — сказал Теодор, — а посмотрите, как подмели! Чище, чем на Маршалковской.
— Пойдем туда! — предложил Нудис. — Глядите, вон на песке их следы. Они сейчас, наверное, там.
— Это отпечатки ступней одного человека, — сказал Теодор, — а тех мерзавцев было трое.
— А вот и нет! Ясно видно, что следы разные.
— Так только кажется. Это просто следы хромого человека, который к тому же бежал. Правая подошва отпечаталась довольно ясно, а левой он ступал только на пятку. Но это следы одного человека, а тех было трое, — повторил он.
Ребята вернулись и пошли дальше по первому коридору. Однако не успели они сделать и десяти шагов, как Теодор дал знак остановиться.
— Посмотрите, что там лежит у стены.
Фонарик осветил какой-то грязно-белый предмет. Нудис бросился вперед и поднял его.
— Какие-то бумаги!
— Наверное, документы, — шепнул Пикколо.
— Нет… это тетрадь, — сказал Нудис, — она затоптана, измята и перепачкана, но это тетрадь, обыкновенная школьная тетрадь по польскому языку.
— Покажи. — Пикколо вырвал у него тетрадь, с любопытством оглядел ее… и вдруг замер.

— О боже, — прошептал он, — здесь кровь… Страницы слиплись от крови.
— Может, это тетрадь Марека? — выпалил Нудис. На мгновение все оцепенели.
— Наверное, Марека, а то откуда здесь взяться школьной тетради, — простонал Пикколо.
— Глупости, — прервал его Теодор. — У Марека не было с собой тетрадей. Он ведь ехал на велосипеде.
— На обложке какая-то фамилия, — сказал Нудис, — только я не могу разобрать… посветите фонариком.
Два фонарика направили свой свет на тетрадь.
— Е… Ежи… Т… Трупик, — с трудом расшифровал Нудис.
— Какой еще Трупик, нахмурился Теодор. — Никогда такой фамилии не слышал. Дай-ка тетрадь. Туринс, а не Трупик, — сказал он. — Ежи Туринс из пятого класса.
Теодор медленно просматривал окровавленные страницы.
— Мне этот почерк знаком… Откуда я его знаю? — задумчиво повторял он.
— Теодор, Теодор, посмотри! — раздался вдруг крик Пикколо.
— Не кричи, а то нас накроют, — оборвал его Теодор. — Ведете себя, как в школе на перемене. Что случилось?
— Смотри, пулька, настоящая пулька… Посмотри, что я нашел. — В руке у Пикколо поблескивал маленький нестреляный патрон.
— Револьверная, — сказал Пикколо, вручая патрон Теодору.
— Нет, скорее всего, от пистолета. Калибр семь, — определил Теодор. — Где ты его нашел?
— Там, посреди коридора.
— Откуда он здесь взялся?
— Его мог обронить один из этих типов.
— Обронить? — покачал головой Стась Кусибаба. — Так, ни с того ни с сего?
— Патрон мог выпасть из кармана.
Стась Кусибаба молча осматривал землю и стены.
— Боже мой, — неожиданно воскликнул он, — смотрите, кровь!
Пикколо и Нудис бросились к нему — на желтом песке под стеной темнели красные пятна.
— Но… что означает эта кровь? — пролепетал Пикколо. — В кого-нибудь стреляли?
— Не думаю, — сказал Теодор. — Гильз нигде не видно. Думаю, что разбойники, которых мы видели возле костела, просто подрались здесь и расквасили друг другу носы. Один из них — хромой. Так вот, хромой убежал по тому широкому коридору, где следы. Во время драки он потерял тетрадь своего сына, а из кармана у него выпал патрон.
— А зачем он носит с собой эту тетрадь? — спросил Нудис.
— Это, наверное, тетрадь его сына, у воров ведь тоже есть дети, — сказал Кусибаба.
— Хорошо, но зачем же он ее сюда притащил? — настаивал Нудис.
На этот вопрос никто не мог найти ответа.
— Хватит спорить! — сказал Теодор. — Пошли.
Они прошли еще метров двадцать, потом коридор неожиданно свернул в небольшую пещеру, из которой в разные стороны расходились лучами узкие и низенькие ходы. Пять из них были темные, только в одном поблескивал свет и было слышно слабое гудение электрического моторчика.
— Теперь ни звука, — шепнул Теодор, — в любую секунду мы можем встретить бандитов.
Пригнувшись, они быстрым ходом, гуськом двинулись по узкому коридору. Свет все приближался; внезапно перед глазами ребят выросла стальная решетка. Теодор толкнул ее.
НО ОНА НЕ ДРОГНУЛА.
— Заперта на колодку, — пробормотал он. — Это железная решетчатая дверь вроде тех, какие бывают в тюрьмах или сокровищницах.
Все с любопытством прильнули к двери. Чем дольше ребята вглядывались в то, что находилось по ту сторону решетки, тем больше изумлялись.
Коридор выходил в обширное, примерно тридцатиметровое помещение. От середины потолка в разные стороны лучами расходились готические нервюры, переходившие в толстые колонны, подпиравшие свод. В потолке, посередине, было просверлено отверстие — здесь висела яркая электрическая лампа. Всего поразительнее, однако, было то, что находилось внутри зала. Под стеной стоили в ряд три белых ящика, напоминавших холодильники. Возле них на больших, отливающих металлом столах сверкало что то желтое. У противоположной стены — ряд узких шкафчиков со странными замками, а в углу — одна возле другой — пять несгораемых касс. На матрасе в серую и зеленую полоску лежал какой-то давно не бритый, заросший черной щетиной человек в красном спортивном костюме. Он спал с открытым ртом и препротивно храпел. Рядом с ним примостился толстый бородач с подвязанной щекой.
— Толстяк с бородой, которого мы видели в кустах возле стены, — заволновался Нудис, — это, наверное, его поколотили там, в коридоре.
Теодор кивнул.
— Посмотрите, сколько здесь холодильников! — удивился Пикколо.
— Это не холодильники, а электрические печи.
— Тут, наверное, подземная часовня.
— Часовня? — удивился Стась Кусибаба.
— Бандитская часовня, — таинственно шепнул Пикколо, и его подстриженные ежиком волосы взъерошились еще больше.
— Ну, ты скажешь!
— Видишь, вон фигура какого-то святого. Вся из серебра. А рядом разные золотые и серебряные сердечки, звездочки… ну, как это там называется…
— Разные дары.
— Ну да, дары. А вон золотой крест, дароносица и чаши. Ой… сколько чаш! И все из серебра и из золота. На этой дароносице, наверное, драгоценные камни смотри, как блестят! Особенно тот большой, сверху. Это должно быть, самый настоящий бриллиант.
Но Стась Кусибаба уже не слушал. Он глядел туда, куда показывал Нудис.
— Гляди, гляди, командир, — сказал Стась, — сколько там часов, браслетов, и все золотые. Вон на том столе.
Теодор приложил к глазам бинокль и внимательно оглядел стол.
— Как вы думаете, где мы находимся? — тихонько спросил он.
Ребята выжидающе смотрели на него.
— Мы в самом главном воровском тайнике Я уже давно слышал, что где-то должен быть такой тайник, но никогда не думал, что увижу его своими глазами — шепотом говорил Теодор. — Вон электрические тигли для переплавки серебра и золота. В тех шкафах, наверное, разные кислоты для очистки золота от примесей других металлов.
— А зачем они переплавляют драгоценности — шепнул Пикколо. — Разве не жалко? Такая красивая дароносица, она, наверное, старинная. А перстни — королевские или княжеские.
— Конечно, жалко, — сказал Теодор, — но воры не считаются с этим. Чем ценнее и стариннее вещь, тем она известнее, и тем труднее ее продать. Поэтому они должны ее переплавить или изменить так, чтобы никто не узнал.
Человек в красном костюме вдруг заворочался, и Теодор умолк.
На мгновение ребята замерли. Человек в спортивном костюме снова громко захрапел. Тем временем Теодор щелкнул фотоаппаратом и сказал:
— Мы слишком долго здесь торчим. Квасса, наверное, держат где-нибудь в другом месте. Надо исследовать остальные коридоры.
— А если мы наткнемся на бандитов? — спросил Пикколо.
— Будем сражаться, — твердо сказал Стась Кусибаба.
— Постараемся удрать, — улыбнулся Теодор. — Мы выполняем разведывательную службу и должны избегать всяких столкновений.
— А если нельзя будет иначе?
— Тогда другое дело, — тихо ответил Теодор.
Ребята осторожно выбрались из коридора и вернулись к тому месту, где ходы лучами расходились в разные стороны. Тут они услышали чьи-то шаги и приглушенный говор. Теодор дал ребятам знак. Они спрятались в глубине ближайшего хода и припали к стене.

Из пятого хода вышел атлетически сложенный человек в кожаной куртке. Пикколо толкнул Нудиса в бок.
Нудис кивнул. Это был тот самый тип, которого они видели возле костела.
Он, сопя, тащил в руках пузатый горшок. За ним семенил маленький худой человечек.
— Не нервничай, Боцман, — повторял он, догоняя верзилу в кожаной куртке. — Прошу тебя, не нервничай, кузнечик мой.
— Отойди, Хилый, а то дам тебе, как Антосю Турпису — рявкнул басом верзила в куртке.
— ПОЧЕМУ ТЫ ТАК НЕРВНИЧАЕШЬ?
— Ну как тут не злиться? Я думал, меня вызвали, чтобы расквитаться с Венчиславом Неприметным. Наверху этот балбес Антось ничего мне не сказал, и, только когда мы спустились вниз, он стал скулить, что произошла ошибка и вместо Венчислава Неприметного схватили Ипполлита Квасса. Терпеть не могу вранья и халтуры. Я лично всегда действую честно. Тебе, Хилый, хорошо известна моя исключительная честность.
— Совершенно верно, кузнечик мой, — пролепетал Хилый, — произошла достойная сожаления ошибка.
— Вот за эту ошибку он и получил по зубам! — загремел Боцман. — Что это за дурацкие выдумки — притащили сюда сыщика, и я, Боцман, должен кормить его гороховым супом?
— Ей-богу, я не виноват. Это шеф велел. Мы должны кормить его по очереди.
— И до каких пор он будет держать тут этого дармоеда?
— Шеф хочет у него кое-что разузнать.
— Здесь таким типам не место, — продолжал злиться Боцман. — Тут работают. И вообще, какое мне до всего этого дело! Я работаю по золоту. А сейчас у меня отпуск. Понимаешь — отпуск. Полагается мне отдыхать или нет? Я хотел поехать подлечиться, в этих проклятых подвалах совсем подорвал здоровье!
— Ты непременно должен поговорить с Квассом. Шеф вызвал тебя, чтобы ты с ним поговорил, никто из нас не может с ним справиться.
— Какие могут быть с ним разговоры? Что это за новые методы? — прохрипел Боцман.
— Это ты не прав. С Квассом надо обращаться вежливо. Шеф знает, что делает. Ипполлит Квасс очень влиятельный человек, у него везде связи. А кроме того и прежде всего, кузнечик мой, у Квасса большие, прямо-таки энциклопедические познания. Если бы наш шеф столько знал, мы бы давно были миллионерами где-нибудь в Каракасе, не говоря уже о Боготе, кузнечик мой.
— Ты говоришь, что у Ипполлита Квасса энциклопедические познания? — оживился Боцман.
— Совершенно верно, кузнечик мой. Он обладает энциклопедическими познаниями, и именно поэтому шеф хочет, чтобы ты с ним поговорил. Ты должен позаимствовать у него хотя бы крупицу знаний.
— Позаимствовать?
— Вот именно! Ну, хотя бы на букву «А».
— На букву «А», — пробасил Боцман. — А если на букву «А» не удастся?
— Ну тогда на букву «Б».
— На букву «Б»… А если?..
— Это неважно… Лишь бы ты хоть что-нибудь позаимствовал.
— Ну ладно, — примирился Боцман. — А… а зачем вы посылаете меня к нему с гороховым супом?
— Это маневр политический, кузнечик мой. Чтобы укротить зверя, дрессировщик подходит к нему с хлыстом в одной руке и со жратвой в другой. Поэтому мы решили подойти к Ипполлиту Квассу с горшком горохового супа.
— Почему горохового?
— Гороховый суп — любимое блюдо Ипполлита Квасса. А кроме того, — понизил голос Хилый, — этот суп заправлен таблетками веракоко. Ты слышал, кузнечик мой, о таблетках веракоко?
— Нет. А что это такое?
— Это новейшее средство. Рекомендуется при нервных и психических заболеваниях, особенно когда больной находится в состоянии апатии. Оно сначала вызывает у него хорошее настроение, а затем потребность говорить, довериться, открыться, излить душу. Больной не может удержаться и говорит, говорит. А потом, высказавшись, часа через два засыпает.
— Но ведь это опасно, — побледнел Боцман. — Где вы это взяли?
— Шеф привез из Америки. Во время последней поездки в Соединенные Штаты ему удалось стянуть веракоко прямо из аптекарского склада на Сорок Пятой Авеню в Нью-Йорке.
— Это адски опасно, — испуганно повторил Боцман. — А что, как шеф всыплет эту веракуку в суп или в рюмку тебе или мне?..
— Веракоко, веракоко, кузнечик мой…
— И… и не приведи бог, если она попадет в руки милиции, прокуроров, судов и вообще, так сказать, власти!
— Не попадет.
— Кто может поручиться? — простонал Боцман.
— Шеф все предвидел. В случае провала — таблетки веракоко исчезают.
— Каким образом?
— Шеф носит в жилете голодную мышь. Эта мышь дрессированная. В случае опасности шеф только перекладывает таблетки из одного кармана в другой, и мышь немедленно их съедает. А что потом будет говорить мышь, не имеет никакого значения. Не правда ли, кузнечик мой?
— Действительно, показания мыши уже не так опасны. Но почему вы даете эту веракуку в гороховом супе?
— У веракоко сильный специфический запах, и только гороховый суп может его заглушить.
— Понимаю. Но почему, располагая таким сильным, таким великолепным средством, вы до сих пор не накормили им Ипполлита Квасса?
— Дело в том, кузнечик мой, — вздохнул Хилый, — дело в том, что, несмотря на наши неоднократные уговоры и строгую диету, Ипполлит Квасс упорно отказывается от горохового супа.
— Должно быть, что-то пронюхал.
— Пожалуй, потому что каждый раз, когда ему дают горшок с супом, он с достойным удивления упорством обливает им сторожа, а горшок надевает на голову.
— СЕБЕ?
— Нет. Сторожу.
— И вы хотите, чтоб я тоже это испробовал?
— Все уже испробовали, кузнечик мой, теперь твоя очередь, — проскрипел Хилый и усмехнулся, при этом его длинный крючковатый нос снова коснулся подбородка. — Ну, пора в путь, иначе суп остынет, и тогда Квасс к нему не притронется. Он очень привередлив и капризен!
Пробормотав какое-то проклятие, Боцман вздохнул и, засучив до плеч рукава комбинезона и рубашки, начал ощупывать свои мускулы, буграми ходившие под кожей.
Хилый с уважением смотрел на эту пробную демонстрацию силы.
— Поди-ка сюда, Хилый, — пробасил Боцман, хватая его за руку, — а ну, стань здесь, передо мной.
— Что ты, кузнечик мой? — испугался Хилый.
— Хочу провести небольшую репетицию. Проверить, удастся ли мне влить в глотку Квасса это пойло.
Одним ударом он свалил Хилого на землю, сел на него верхом и, сжав одной рукой ему челюсти, протянул другую к горшку с гороховым супом.
Под нажимом опытной руки Хилый раскрыл рот как рырыба. Боцман наклонил горшок с гороховым супом, но длинный, загнутый книзу нос Хилого делал такое кормление невозможным.
Боцман захохотал громким басом и отпустил Хилого, который с писком вскочил на ноги.
— Если бы не твой нос, хлебнул бы ты супчику…
— Оставь, оставь меня… кузнечик мой, — отбивался от Боцмана Хилый, — так с коллегой не поступают!
— Ничего, ничего, мой Хризостом, — Боцман похлопал Хилого по торчащим лопаткам. — Я просто пошутил.
— Хороши шутки… Хороши шутки, кузнечик мой, ты меня чуть не задушил.
— Зато теперь ты знаешь, каким способом я буду кормить Ипполлита Квасса, — захохотал Боцман. — Бери горшок. Пошли.
Он тяжело поднялся с земли, спустил рукава, надел кожаную куртку, почистил бензином черные перчатки на руках и исчез в третьем коридоре. Следом за ним, ощупывая горло, мелким, неровным шагом ковылял Хилый с горшком в руках.
Они ушли, оставляя за собой запах бензина и горохового супа.