Невероятные приключения Марека Пегуса

— Отмычками… многократно… Это ужасно! — Чтобы не упасть, пани Пегусова прислонилась к плечу мужа.
— Что меня удивляет, так это стиль всех этих манипуляций. Неужели появился какой-то новый, неизвестный мне вор-взломщик? — продолжал Ипполлит Квасс, рассматривая царапины на замке сквозь увеличительное стекло. — Так не работает ни один из известных мне взломщиков. Очень скверно, если в дело замешан какой-то новый, неизвестный мне преступник. Это было бы просто трагично.
— Не может быть! — взволнованно воскликнул пан Цедур. — Ведь вы, maestro mio, знали их всех без исключения?
— Жизнь идет вперед, дружище, а я вот уже несколько лет, как удалился на отдых и посвятил себя хореографическому искусству. За это время мог появиться новый преступник. Но не будем за бегать вперед… Прежде всего проверим еще одно чрезвычайно важное и, я бы сказал, решающее обстоятельство. Прежде всего мне хотелось бы, пан Анатоль, за дать вам один маленький вопросик.
— Слушаю вас.
— Давайте пройдем в вашу комнату, — сказал сыщик Квасс, пряча увеличительное стекло.
Когда они оказались в комнате пана Фанфары, Ипполлит Квасс попросил его сесть и сосредоточиться, а сам открыл свой чемоданчик и стал вынимать оттуда различные флакончики с притертыми пробками.
— Вы утверждаете и настаиваете, пан Анатоль, что спугнули вора?
— Да, утверждаю и настаиваю.
— Прошу вас быть внимательным. Итак, вы вбегаете в комнату…
— Вбегаю в комнату, — повторил пан Анатоль.
— И видите в окне преступника…
— Вижу преступника.
— Нюхаете…
— Нюхаю… но нет, я ничего не нюхал.
— Однако же вы почувствовали какой-то запах?
— Запах? — удивился пан Фанфара.
— Сосредоточьтесь и постарайтесь вспомнить, чем пахло в ту минуту в комнате, — настаивал Ипполлит Квасс.
— Действительно, — прошептал пан Фанфара, — в комнате был какой-то странный запах.
— А не можете ли вы определить его поточнее?
— Нет… пожалуй, нет… Впрочем, запах был какой-то непривычный.
— Отлично, — сказал сыщик Квасс и неожиданно сунул под нос оторопевшему пану Анатолю маленький флакончик. — Не это?
Пан Фанфара недоверчиво понюхал:
— Приятно пахнет!
— Я не спрашиваю вас, приятно ли пахнет. Мне важно знать, этот ли запах вы почувствовали, когда вошли в комнату? Если да, то мы имеем дело со знаменитым карманщиком доктором Богумилом Кадриллом.
— Почему?
— Это жасмин, а доктор Богумил Кадрилл всегда работает в визитке, обильно орошенной лучшими жасминовыми духами. Жасминовые духи — слабость доктора Богумила Кадрилла. Слабость заведомо опасная — доктор Богумил Кадрилл подвергает себя риску, но он не может отказаться от любимых духов. У каждого преступника есть какая-нибудь слабость. Итак, пан Анатоль, тот ли это запах?
— Нет. Тот запах никак нельзя назвать приятным, — поморщился пан Фанфара.
— Понимаю, — сказал Ипполлит Квасс и молниеносно сунул под нос пану Анатолю другой флакончик.
Пан Анатоль с отвращением отшатнулся.
— Нет, это не то. Как вы могли подсунуть мне такую гадость?
— Может, это?
— Нет, — поперхнулся пан Фанфара, — это аммиак.
— А это?
— Да, пожалуй.
— Вы уверены? Нюхайте хорошенько! Пан Фанфара высморкался и принюхался.
— Да, да, конечно, это тот запах.
— Стало быть, валерьянка, — с триумфом сказал сыщик, но лицо его тут же помрачнело. — Валерьянка, — повторил он, поглаживая подбородок. — Нехорошо. Это значит, что в комнату проник Венчислав Неприметный. Иными словами, дело серьезное. Венчислав Неприметный — самый коварный, самый ловкий и самый опасный представитель преступного мира… Что ему здесь было нужно? Зачем он приходил? — задумался Ипполлит Квасс. — Не нравится мне все это… Ваш сынок, пани Пегусова, попал в какую-то скверную историю. Родители с ужасом смотрели на сыщика.
— А вы уверены, — сказал пан Фанфара, — вы уверены, что это именно Венчислав Неприметный?
— О, тут у меня нет никаких сомнений — валерьянка объясняет все. Только Венчислав Неприметный носит всегда при себе валерьянку и перед каждой операцией принимает по тридцать капель. Другое дело — запах сливянки. Запах сливянки сразу указал бы на Альберта Фляша. Запах бензина на месте преступления недвусмысленно указал бы на коварного шантажиста Теофиля Боцмана. Он же Теофиль-Душитель, или Чернопалый. Он всегда орудует в черных перчатках и моет их в бензине, так как ему постоянно кажется, что они грязные. Но, поскольку в данном случае мы слышим запах валерьянки, об ошибке не может быть и речи. Диагноз только один — Венчислав Неприметный.
— Вы так хорошо их всех знаете… — в ужасе пролепетала пани Пегусова.
Ипполлит Квасс скромно улыбается:
— Тридцать лет практики, уважаемая.
— Вы тридцать лет были сыщиком?
— Не только сыщиком… — Ипполлит Квасс печально задумался.
— Пан Ипполлит долго практиковался среди преступников, чтобы приобрести необходимый опыт.
— …Как это понимать? — испугалась пани Пегусова.
— Некогда и я был преступником, уважаемая пани, однако после тяжелого морального потрясения свернул с этой пагубной дороги.
— Вы были преступником! О боже! — ахнула пани Пегусова.
— Да, увы! Я был известным вором, но еще двадцать лет назад свернул с дорожки злодеяний и с тех пор, борясь с мошенничеством, воровством и преступлениями, искупаю зло, которое когда-то причинил людям.
— О… о… о… — От ужаса пани Пегусова не находила слов.
— Это удивительно, — взволнованно сказал Алек. — Расскажите нам об этом подробнее!
— Как-нибудь в другой раз, молодой человек. Сейчас некогда. Нужно спасать бедняжку Марека. Дело обстоит значительно сложнее, чем я предполагал. Подумаем, с чего начать.
— Наверное, следует немедленно арестовать Венчислава Неприметного, — сказал Алек.
— Вообще странно, что, так хорошо зная этого преступника, вы позволяете ему резвиться на свободе, — заметил пан Пегус.
— Увы, — развел руками Ипполлит Квасс, — чтобы арестовать Венчислава Неприметного, нужны улики. Ни один суд не может наказать его, не имея улик. А Венчислав Неприметный, как я уже говорил, принадлежит к числу самых ловких преступников и совершает кражи, не оставляя никаких следов.
— А валерьянка? — спросил Алек.
— Запах валерьянки не может считаться доказательством, юноша, и ни один суд не вынесет приговора на основе такой летучей улики. К сожалению, до сих пор я не имел случая собрать более вещественные доказательства. Дело в том, что за последние несколько лет я отошел от своей основной профессии. Теперь я, так сказать, сыщик-пенсионер и всецело посвятил свой досуг хореографическому искусству…
— Пан Ипполлит Квасс руководит школой бальных танцев на Карловой улице, — объяснил пан Цедур. — Именно там и состоялось наше знакомство.
— Совершенно верно, я занялся вашим делом только ради моего друга пана Цедура, который, в свою очередь, обратился ко мне по просьбе друга Марека, пана Фанфары.
Сказав это, Ипполлит Квасс встал с места.
— Однако довольно слов, ближе к делу. Переходим в наступление. Есть только одно сомнительное обстоятельство, которое усложняет все. Если в комнате был Венчислав Неприметный, то он безусловно проник в дом через окно. Ибо Венчислав Неприметный всегда пользуется окном. Кто же тогда открывал дверь? Ведь на замке явные следы отмычки! Как я уже сказал, ни один из знакомых мне преступников не мог оставить подобных следов.
— И второе, — заметил пан Фанфара. — Зачем Венчислав Неприметный проник в комнату?
— Это, пожалуй, ясно — чтобы похитить Марека, — шепнул пан Пегус.
Ипполлит Квасс задумчиво покачал головой:
— Все это очень странно… Вы говорите, для того чтобы похитить Марека. Но ведь гораздо легче похитить мальчугана на улице! Венчислав Неприметный слишком умен, чтобы обременять себя такими визитами. Марек — не грудной ребенок, которого можно взять на руки и вынести.
— Может быть, преступника на улице ждали сообщники? — сказал пан Пегус.
— Нет, ведь пан Фанфара как раз возвращался ночью из ресторана и никого не заметил. Не заметил он также автомобиля, в котором в таких случаях обычно увозят жертву. Трудно себе представить, чтобы Венчислав Неприметный хотел вынести Марека в мешке.
— Как же, по вашему, обстоит дело?
— Это дело словно клубок спутанных ниток. Нельзя одновременно тянуть за все, они еще больше запутаются и затянутся мертвой петлей. Нужно начать с одной ниточки. Начнем с Венчислава Неприметного. Отыщем его и установим за ним слежку. Думаю, что таким способом мы в конце концов найдем то укромное местечко, куда они запрятали Марека.
— Но как отыскать этого Венчислава? — спросил пан Фанфара.
— Это не так уж трудно… Вы ведь сами его отлично знаете, пан Анатоль.
— Я?!
— Венчислав Неприметный уже много лет коротает свои вечера в ресторане «Аризона».
— У нас в ресторане? — воскликнул пан Фанфара, — Это невозможно! Насколько я помню, Марек описывал Венчислава Неприметного, как высокого, худого человека с лошадиной физиономией. Я такого не знаю.
— А пан Ремигус Курилло? — улыбнулся Ипполлит Квасс, поглаживая лысину.
— Пан Ремигус Курилло? Но это смешно! Пан Ремигус Курилло очень порядочный человек. Я каждый день играю с ним в шахматы.
— Вы играете с Венчиславом Неприметным, — холодно сказал сыщик.
— Но… у пана Ремигуса Курилло большая черная борода!
— Правильно. Борода эта фальшивая. Венчислав Неприметный маскирует ею свое лошадиное лицо. Ведь никто не скажет о человеке с бородой, что у него лошадиная физиономия. Венчислав Неприметный снимает бороду лишь тогда, когда выходит на дело.
— Это ужасно, — проговорил пан Фанфара. — Это ужасно… Ремигус Курилло — взломщик!
— Теперь вам должно быть ясно, почему Венчислав Неприметный сразу убежал, увидев, что дверь в комнату открыл пан Фанфара. Он попросту побоялся, что пан Анатоль его узнает. Валерьянку принимать было негде, нервы у Венчислава сдали, и он убежал.
— Все это чрезвычайно интересно, маэстро! — возбужденно воскликнул пан Цедур. — Я сегодня же отправляюсь с вами в «Аризону».
— Не могли бы вы взять и меня с собой, пан Ипполлит? — взмолился Алек. — Может быть, и я на что-нибудь пригожусь.
Ипполлит Квасс окинул взглядом мускулы молодого человека.
— Хорошо, — сказал он, — пойдете с нами. Итак, в восемь в «Аризоне».
— Что это ты выдумал? — испугался пан Пегус. — Лучше не вмешивайся. Иметь дело с преступниками опасно.
— Но, дядя!..
— Пан Ипполлит, я категорически возражаю!
— Не бойтесь, пан Тимотеуш, — улыбнулся Ипполлит Квасс, — это всего лишь небольшая разведка. К тому же Венчислав Неприметный пренебрегает таким вульгарным инструментом, как огнестрельное оружие. Венчислав Неприметный предпочитает, так сказать, поединок интеллектуальный.
— Ну хорошо, — смягчился пан Пегус, — Но помни, Алек, в десять ты должен быть дома.
— В одиннадцать, дядя!
— Хорошо, самое позднее в одиннадцать, — поймав умоляющий взгляд Алека, согласился пан Пегус. — Вы присмотрите за ним, пан Ипполлит?
Ипполлит Квасс кивнул. Вскоре он попрощался и вышел. На углу его догнал запыхавшийся Алек.
— ПАН ИППОЛЛИТ!
— Что случилось?
— Я хотел вам сказать… — Алек смущенно опустил голову.
— О чем ты хотел мне сказать, юноша? — Ипполлит Квасс проницательно взглянул на него. — Может быть, о манипуляциях с отмычкой?
— Как вы догадались? — прошептал красный как рак Алек.
Ипполлит Квасс только коротко рассмеялся.
— Теперь мне ясно, почему ты жаловался на усталость, а также, отчего твои спортивные результаты так резко понизились. — Он вынул из кармана газету. — Ведь ты проиграл последнюю встречу…
— Умоляю вас, не говорите об этом тетушке. Она не давала мне ключей и требовала, чтобы я все вечера проводил дома…
— А ты вечерком любил вырваться на свободу и, когда все засыпали, вылезал в окно.
— Гениально! — прошептал Алек.
— И поэтому окно в вашей комнате никогда не было закрыто. Но, если тебе не удавалось вернуться раньше пана Фанфары, который всегда запирал на ночь окно, — путь был отрезан, и ты открывал дверь отмычкой.
— Вы гениальный человек! — простонал Алек.
— Не гениальный, а просто — умеющий думать.
— Как вы обо всем догадались?
— Это было не так уж трудно.
Ипполлит Квасс вынул из кармана билет в кинотеатр на ночной сеанс и трамвайный билет.
— Я нашел это в кармане твоего плаща, юноша. Остальное — результат логического мышления.
— Пан Ипполлит, я не развлекался, а работал. Мне хотелось накопить денег на мотоцикл, вот я и поступил билетером в кино. По субботам сеансы кончаются в первом часу ночи, я не хотел об этом говорить тете и дяде, они бы мне не позволили работать так поздно. Но это только до июля. В июле куплю мотоцикл, и с кино покончено.
— Ловлю тебя на слове, юноша, — заметил Ипполлит Квасс.