Невероятные приключения Марека Пегуса

Глава XII

Обзор деятельности шайки Альберта Фляша. — Как накормили Хризостома Хилого и к чему это привело. — Судьба Марека.

— Итак, вы уверены, пан Ипполлит, — сказал Теодор, — что Марека Пегуса схватили те же самые люди, что и вас, то есть банда Альберта Фляша?
— Какие тут могут быть сомнения, это яснее ясного. Теперь я знаю все, кроме местонахождения похищенного мальчика. Ты, наверное, догадываешься, с чего все началось?
— Это нетрудно сообразить, — сказал Теодор. — Для переправки украденных ценностей в притон банда Альберта Фляша пользовалась услугами мальчиков со школьными ранцами. Ранцы ребят имели двойное дно или, вернее, особые тайники для драгоценностей. С виду же ранцы были самые обычные.
— Совершенно верно, — подхватил Ипполлит Квасс, — таким образом, этот своеобразный транспорт в течение довольно продолжительного времени действовал безотказно. Ребят, доставлявших в ранцах драгоценности, называли в банде «осликами». Одним из таких «осликов» и был сын Хризостома Хилого. Так, кажется, прозвали этого бандита.
— Вот этого? — вмешался в разговор Пикколо, указывая на связанного Хилого.
Квасс кивнул головой.
— Посмотрим, однако, как развернулись дальнейшие события. Жаба пожирает комара, но сама, в свою очередь, становится жертвой змеи. Такой змеей для Альберта Фляша оказался Венчислав Неприметный, один из самых интеллигентных и самых опасных преступников Варшавы. С некоторых пор спокойствие Альберта Фляша было нарушено известиями о регулярном ограблении «осликов». Случаи ограбления повторялись все чаще и чаще. Это были проделки Венчислава Неприметного, который, разгадав тайну «осликов», решил на этом деле поживиться. Предприятие доходное и сравнительно безопасное. Альберт Фляш пытался организовывать засады на Венчислава Неприметного и даже назначил награду за его голову, но Венчислав Неприметный был неуловим.
Однажды Венчислав Неприметный подкараулил Ваца — сына Хризостома Хилого — и ждал только удобной минуты, чтобы отобрать у него ранец. Вац заметил опасность и пустился наутек. Добежав до сквера Ворцелла, он решил, что обманул преследователя, и сел на скамейку, чтобы немного отдышаться. На той же скамейке сидел Марек Пегус. У Марека был точно такой же ранец, как у Ваца. Заметив преследователя, Вац снова бросился бежать, но впопыхах перепутал ранцы. По ошибке он схватил ранец Марека, а свой оставил на скамейке. Марек, конечно, ничего не заметил, но Венчислав Неприметный, зорко следивший за всем происходящим из-за кустов, сразу обратил на это внимание.
Отсюда его внезапный интерес к Мареку. Преступник бросился за ним, чтобы отобрать ранец. На улице это оказалось невозможным. Тогда он решил следовать за Мареком до самого дома, чтобы узнать, где тот живет.
Ночью он прокрался в квартиру Пегусов, открыл тайник в ранце и забрал драгоценности.
На следующий день Хризостом Хилый установил, что Вац перепутал ранцы. В ранце Марека Пегуса он нашел его дневник, из которого узнал, в какой школе он учится и как его зовут. На следующий день он подстерег мальчика возле школы и отобрал у него ранец.
Представьте себе, каково было его разочарование, когда, открыв тайник, он убедился, что драгоценности исчезли. Что, старик, это тебе не понравилось? — Сыщик подмигнул сидевшему с унылой физиономией Хилому.
Хризостом Хилый окинул его своим лисьим взглядом, но промолчал. Только нос у него, казалось, вытянулся еще больше.
— Не хочешь говорить, проглотил язык, а может, старые грешки вспоминаешь? — Пан Ипполлит нетерпеливо потянул за веревку. — Ничего, у тебя будет время подумать о них в тюрьме…
— Твердый орешек, — заметил Теодор. — А с виду такой тихоня.
Сыщик глянул куда-то в сторону, и глаза его вдруг засверкали. Он хлопнул себя по лбу:
— Гора с плеч, мой мальчик. Сейчас он заговорит. Запоет так, что любо-дорого. Как мы об этом раньше не подумали!
Сыщик схватил горшок с гороховым супом.
— Что вы хотите делать? — спросил Теодор.
— Угощу мерзавца супчиком, — прохрипел Квасс. — Если в эту бурду действительно добавили веракоко, то пташка запоет.
Сопя от волнения, сыщик Квасс подошел к бандиту.
— Отведай, голубчик, это блюдо. Суп, правда, уже немножко загустел, но из вежливости ты не сможешь отказаться. Бандит вскочил на ноги. В глазах его был ужас.
— Ну-ну, братец, не капризничай, выглядишь ты неважно, и хороший супчик пойдет тебе на пользу — уговаривал его сыщик Квасс, помешивая суп ложкой. — Не хочешь?
— У меня язва желудка, — простонал Хризостом Хилый, — повышенная кислотность, катар.
— Все это меня мало волнует. Суп должен быть съеден. Впрочем, если ты сейчас же скажешь, где находится Марек Пегус…
— Не знаю, ничего не знаю, — пролепетал бандит.
— Ну вот, сам видишь, что без супчика нам не обойтись. Нельзя быть таким упрямым.
— Он хочет выиграть время, — заметил Теодор. — Кормите его, кормите!
— ЕШЬ! — Квасс подсунул бандиту ложку.
— Не хочу. — Хризостом Хилый оттолкнул ложку.
— Не хочешь? Ну так ничего не поделаешь. Эй, ребята, подержите кастрюлю. Нужно расшевелить этого скромника. Я найду средство улучшить тебе аппетит. — Он расстегнул бандиту ворот рубашки и начал деликатно щекотать его под подбородком.
Хризостом Хилый сперва тихонько захихикал, как девочка, потом пронзительно захохотал во все горло и принялся извиваться как угорь.

приключения Марека Пегуса

Ребята, онемев, смотрели на сыщика, а тот с невозмутимым видом продолжал щекотать бандита. Примерно через минуту Квасс прервал это занятие и спросил, будет ли Хилый есть суп. Ответа не последовало. Тогда сыщик снова слегка пощекотал Хилого.
— Все, что угодно, только не это! — громко заорал бандит.
— Съешь?
— Съем.
— Хлебай скорей, не то…
Хризостом Хилый схватил горшок и принялся глотать холодную скользкую гущу. Он вздрагивал от отвращения, потел, как мышь в мышеловке, но торопливо ел.
Ипполлит Квасс и ребята внимательно следили за ним.
— А это средство быстро действует? — спросил Теодор.
— Довольно быстро, — ответил сыщик. — Две таблетки вполне достаточная доза — результаты должны сказаться уже через пять минут. А может быть, и быстрее: ведь все это предназначалось мне. Хилому хватило бы и одной таблетки.
Через минуту Хризостом Хилый приподнялся, сел и заулыбался. На его бледном увядшем лице появился румянец, морщины как бы разгладились. Он улыбался все шире, и его крючковатый нос почти касался подбородка. Неожиданно он начал подмигивать ребятам и наконец хлопнул сыщика по лопаткам.
— Веракоко действует, — шепнул Теодор, не спуская с бандита глаз.
Хризостом Хилый громко рассмеялся.
— Ну и боялся же я, — хихикал он, пряча лицо где-то под мышкой. — А чего боялся? Зря боялся, кузнечик мой. Что, мы друг друга не знаем? — Он попытался обнять Ипполлита Квасса за плечи. — Все свои. Вы говорите, что на меня это действует. Совершенно не действует. Вы думаете, я проболтаюсь? Хе, вы еще меня не знаете. Я только на вид такой субтильный, кузнечик мой. Нервы у меня слабые, а все почему? Все потому, что много в жизни видел огорчений. И как тут, кузнечик мой, не похудеть от огорчений, если на свете нет честности. Подумать только, вор крадет у вора. Нет, такого в нашей специальности с самого сотворения мира не было… Не было, пока не появился этот хулиган Венчислав Неприметный. Какой пример для молодежи и как вообще может развиваться наша специальность, если аморальность вкралась в наши профессиональные ряды!
Хризостом Хилый разоткровенничался вовсю. Теодор и Ипполлит Квасс стали уже опасаться, что он примется болтать о вещах давно известных или же не имеющих значения. Но, видно, кража драгоценностей из ранца потрясла Хилого, и он сразу же заговорил о ней. В течение нескольких минут на голову Венчислава Неприметного сыпались отборнейшие проклятия. Хилый призывал Ипполлита Квасса, Теодора и всех остальных ребят в свидетели своей обиды и требовал от них сочувствия.
— Сколько у меня из-за этого огорчений, кузнечик мой. Ведь ранец подменен, а этот хулиган, наш шеф Альберт Фляш, может подумать, что я устроил какую-то аферу с драгоценностями. И вот я всю ночь не сплю, кузнечик мой, утром бегу в школу и поджидаю этого щенка, то есть маленького Пегуса, забираю у него ранец, заглядываю внутрь, потрошу тайник, и — о ужас! — ценностей нет! Сраженный этим ударом, я рухнул на пол, около часа лежал без движения, и только через час чей-то звонок заставил меня встать. Это пришли люди от шефа. От ужаса у меня ноги приросли к полу, зубы стучали и я весь покрылся пупырышками, как гусь, которому хотят отрубить голову.
Что потом было, кузнечик мой, я точно не знаю — стоило мне увидеть Альберта Фляша, как я снова грохнулся на пол. Посчитай, кузнечик мой, сам, сколько раз в этот день я падал? До сих пор у меня синяки.
У ребят не было никакой охоты жалеть бандита, но Квасс объяснил, что, если они этого не сделают, Хризостом Хилый не уймется и не успеет все рассказать. Ведь препарат веракоко действует всего два часа. Волей-неволей ребятам пришлось выражать ему свое сочувствие.
Старания ребят не пропали даром, бандит успокоился и продолжал свой рассказ:
— Наконец шеф приказал поднять меня, посадить в автомобиль и отвезти к школе. По дороге мне растолковали, что я должен делать. Было решено похитить Марека Пегуса и выпытать у него, куда делось золото.
Ждать пришлось довольно долго, наконец подъехали на велосипедах двое ребят. Сопляка Пегуса я сразу узнал. Кто-то из команды Альберта Фляша спросил его как пройти на какую-то улицу, а пока мальчуган объяснял дорогу, двое других подкрались, набросили ему на голову одеяло и втащили парня вместе с велосипедом в автомобиль. Машина тронулась. Потом шеф приказал Боцману бросить велосипед где-нибудь на берегу Вислы, чтобы все подумали, что Марек утонул. Мы всегда так делаем, кузнечик мой.
— Так вот почему колесные спицы так погнулись, — буркнул Теодор. — Боцману, должно быть, надоело нести велосипед, и он решил на нем проехаться. Велосипед Марека не выдержал двухсоткилограммовой тяжести. Спицы погнулись, руль вышел из строя, и Боцман грохнулся вместе с велосипедом.
— Правильно, кузнечик мой, Боцман вернулся вне себя от ярости. Мне пришлось его даже перевязывать — он разбил колено о трамвайный рельс и здорово орал во время перевязки. Впрочем, кузнечик мой, отчасти он так орал по моей вине. Уж очень у меня дрожали руки — я ведь такой впечатлительный. А тут еще из соседней каморки все время доносились вопли этого сопляка Пегуса — Альберт Фляш лично взялся за его допрос.
— Негодяй! — воскликнул Ипполлит Квасс — Так издеваться над ребенком! Ты нам за все заплатишь, бандит!
У ребят невольно сжались кулаки.
— Но, видно, мальчишка был так напуган, что не мог сказать ни слова, — неутомимо продолжал Хризостом Хилый, — только орал и плакал. В конце концов Альберт Фляш убедился, что сам ничего сделать не может, и прислал за мной. Надо сказать, кузнечик мой, что Альберт Фляш всегда высоко ценил мои педагогические способности. Я взялся за дело, как профессионал. Между нами говоря, кузнечик мой, Альберт Фляш просто жалкий дилетант. Дилетант, мазила и пьяница. Только благодаря своей физической силе и связям сумел он захватить над нами власть, кузнечик мой. А я, которого мать наградила шестью великими талантами, — талантом мимическим, педагогическим, хореографическим, геологическим, астрофизическим и воровским, — я, связанный орел и недооцененный гений, вынужден быть у него на посылках и, как собачонка, мчаться на каждый зов. Итак, я помчался. Мальчишка был еле живой от страха и весь в синяках. Разве это квалифицированная работа! «Так нельзя, шеф, — сказал я. — Это вам вредно, смотрите, как вы вспотели и запыхались. Здесь нужно действовать профессионально, педагогически, в меру мимически и даже хореографически. Но прежде всего карманно».
Следуя своему принципу, я, естественно, принялся за исследование карманов этого юного гражданина и среди других менее важных объектов нашел дневник. Совершенно верно, кузнечик мой, дневник, в котором этот гражданин записывал все свои злоключения, — развеселившись, Хризостом Хилый захохотал. — Из этого дневника я все и узнал. — Бандит снова захохотал. — Можно было обойтись и без допроса. Совсем просто, кузнечик мой. Стоило только заглянуть в карман…
Когда мы из этого дневника узнали, что квартира Пегусов подверглась ограблению, сразу стало ясно что дело не обошлось без грязных рук Венчислава Неприметного. Немедленно было принято решение похитить Венчислава Неприметного или, как выразился шеф, осчастливить человечество: раз и навсегда вымести этот мусор на свалку.
Все сведения об этом подонке уголовного мира уже давно собраны, нужны были только небольшие уточнения. Шеф денег не жалел, и уже на следующий день мы знали, что Венчислав Неприметный носит черную бороду и проводит вечера в ресторане «Аризона».
Мы двинулись в ресторан и там установили тщательное наблюдение за человеком с черной бородой попивавшим в углу около зеркала кофе. Да, кузнечик мой пташка была почти в руках. Мы терпеливо ждали пока он выйдет, чтобы деликатно обезоружить и похитить его. Такие дела, кузнечик мой, всегда надлежит вести деликатно. Мы ведь не какие-нибудь хулиганы, а честные специалисты своего дела, нам не к лицу скандалы Мы терпеливо ждали, пока эта личность с черной бородой выползет из ресторана. Наконец около десяти часов он вышел из зала. Во главе с шефом нашей разведки Антосем Турписом мы двинулись за ним. Венчислав Неприметный долго торчал в холле, видно хотел спрятаться, и наконец начал орудовать отмычкой у двери ведущей в гардероб. Тогда Антось дал знак. Мы окружили этого типа и похитили его. Каково же было наше изумление, когда в автомобиле мы вдруг убедились, что похитили не Венчислава Неприметного, а известного сыщика Ипполлита Квасса.
Ярость шефа не поддается описанию, а досталось мне. Ох, и всегда мне за все приходится расплачиваться, потому-то я плохо и выгляжу, — жалобно стонал бандит. — Скажи по совести, кузнечик мой, разве что справедливо, чтобы я, одаренный шестью талантами, так скверно выглядел?
— Боюсь, что мы от него больше ничего не узнаем о Мареке, — заметил Теодор.
— Ничего не поделаешь, — вздохнул сыщик Квасс, внимательно наблюдая за Хилым. — Веракоко очень ценное средство, но все же это всего-навсего аптечный препарат, мой мальчик, а не волшебное зелье. Приняв веракоко, человек становится очень говорливым, начинает откровенничать, стремится к задушевной беседе, но лишь о том, что его волнует. Если этот негодяй ничего не говорит сейчас о Мареке, значит, судьба мальчика ему безразлична.
— Это ужасно! Теодор посмотрел на часы. — Через пять минут действие веракоко кончится, а мы еще ничего не знаем. Необходимо немедленно что-то предпринять… Во что бы то ни стало надо добиться, чтобы он снова заговорил о Мареке.
— Попытаюсь, — сказал сыщик.
Квасс присел возле бандита на корточки и принялся гладить его лицо, редкие волосы и наконец запричитал:
— Как тебя обижают, приятель! Ты все так гениально придумал. И только бездарностью твоих коллег можно объяснить, что вместо величайшего прохвоста всех времен, самого аморального, испорченного и опустившегося вора, какого знало человечество, вы поймали меня! Ведь это ты открыл тайну ранца и разоблачил Венчислава Неприметного, этого мерзкого тунеядца, затесавшегося в трудолюбивую семью добропорядочных воров.
Хризостом Хилый, зажмурившись, с умилением слушал эти похвалы и соболезнования, а когда Квасе умолк, судорожно схватил его руку и прижал к своему лицу:
— Ох, говори, говори еще, кузнечик мой!
Квасс беспомощно посмотрел на Теодора.
— Ради бога, — шепнул Теодор, — скажите ему что-нибудь, мы теряем последнюю надежду.
— О, незаслуженно обойденный, бесценный мастер, недооцененный жалкими бездарными ворами, о гений шести талантов! — Сыщик Квасс горестно поглаживал бандита по прыщавой физиономии, а Хилый жался к нему, как дитя к матери. — Разве они оценили твои заслуги? Ведь это ты решил поместить Марека Пегуса в конце четвертого коридора, — сыщик Квасс многозначительно подмигнул, — не отпускать, а держать…
Хризостом Хилый улыбался, не открывая глаз.
— А держать… — Квасс в отчаянии смотрел на Теодора, он не знал, что говорить дальше, и только повторял:
— Держать… держать… для того… чтобы… чтобы…
— Чтобы он делал уроки за ваших детей, — закончил Теодор.
Ипполлит Квасс удивленно посмотрел на него.
— Да, это была идея! — оживился Хризостом Хилый. — Кто еще мог бы до этого додуматься. Скажи, кузнечик мой, разве могла кому-нибудь прийти в голову такая мысль?
— Нет, приятель. Для этого надо быть детищем шести талантов.
— У нас всегда были хлопоты с нашим потомством. Воспитать детей, дать им образование не так-то просто, особенно для людей нашей специальности. Наше трудное ремесло требует ежедневной учебы и практических занятий с самых юных лет. Однако мы вынуждены посылать детей в обычные школы, так как иначе на нас обратили бы внимание, а это, как ты сам понимаешь, кузнечик мой, пагубно отражается на духовном росте наших детей. Мы ведь с самого рождения приучаем их вести себя скромно и тихо. А так как наша специальность требует, чтобы к ней готовились чуть ли не с младенчества, у детей наших остается очень мало времени на приготовление школьных заданий. Вот мы и решили использовать для этого Марека Пегуса. Каждый день с шести утра до шести вечера с получасовым перерывом на обед он готовит за наших детей уроки: решает задачи по арифметике, пишет сочинения на заданную тему, ведет за наших детей тетради по географии, истории, биологии, физике и химии. Просто душа радуется, когда смотришь, как этот мальчик трудится на благо наших переутомленных малюток.
— Ты хочешь сказать, — воскликнул сыщик Квасс вне себя от возмущения, — что вы заставляете бедного мальчика по двенадцать часов в день готовить уроки за наших балбесов?
— Да, — радостно воскликнул Хризостом Хилый, — по моя самая гениальная идея! Исключительно ценная идея, кузнечик мой! А какая экономия времени и сил! Ты только подумай, кузнечик мой, всю работу проделывает один-единственный мальчик — Марек Пегус, который сидит в клетке в конце пятого коридора…
При этих словах из уст сыщика Квасса, Теодора и остальных ребят вырвался вздох облегчения. Все вскочили на ноги.
Квасс бросил гладить Хризостома Хилого, Теодор схватил рюкзак, Нудис и Пикколо пустились бегом по коридору.
— А ключи… вы забыли ключи! — крикнул никогда не терявший самообладания Кусибаба и, прихватив ключи, бросился ними.
— Остановитесь! — скомандовал Теодор. — Вы что, с ума сошли? Хотите попасть прямо в лапы бандитам? Кусибаба, дай ключи! Прежде всего необходимо запереть этого мерзавца.
Брошенный всеми, Хризостом Хилый ничего не понимал. Он хлопал глазами и жалобно скулил.
— Что случилось? Почему меня никто не жалеет? Почему меня никто не жалеет?
Теодор подал сыщику знак. Они подошли к Хризостому Хилому. Теодор нагнулся за веревкой. Бандит понял, что с ним хотят что-то сделать, и попятился.
— Почему меня никто не жалеет? Почему меня ни кто не жалеет? — повторял он и вдруг с жалобным воплем бросился в глубь коридора.
— ЛОВИТЕ ЕГО! — крикнул в испуге Квасс.
Но тут Хризостом Хилый зашатался, ноги у него подкосились, и он рухнул на колени. С минуту он еще раскачивался, стукаясь лбом о землю, как мусульманин на молитве, потом опрокинулся навзничь и замер.
Когда к нему подбежали ребята, он уже спал. Мальчики поспешно связали Хилому ноги и перенесли в камеру, где раньше томился сыщик. Ипполлит Квасс сам запер дверь на ключ.