Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

ГУСИНЫЕ ЗАБАВЫ

Понедельник, 21 марта

Какое-то время, примерно столько, сколько требуется гусю на завтрак, в лесу все оставалось как обычно. Но вот, ближе к полудню, под густыми буковыми кронами вдруг показалась дикая гусыня. Она летела медленно, неуверенно, выискивая дорогу меж мощных стволов и ветвей. Едва завидев гусыню, Смирре-лис, сидевший под молодым буком, вскочил и приготовился к прыжку. Дикая гусыня не уклонилась в сторону и пролетела совсем низко над лисом. Смирре подпрыгнул, но промахнулся, и гусыня полетела дальше к озеру.

Немного погодя появилась другая дикая гусыня. Она летела точно тем же путем, что и первая, только еще ниже и еще медленней. Она проплыла над самой головой Смирре, и он, высоко подпрыгнув, даже коснулся ушами ее лапок. Но и эту гусыню ему схватить не удалось; цела и невредима, она бесшумно, будто тень, продолжала скользить к озеру.

Потом показалась третья дикая гусыня. Она летела еще ниже и еще медленней, с трудом пробираясь меж буковых стволов. Пружинистый прыжок Смирре-лиса — и гусыня на волоске от гибели; но и ей как-то удалось спастись.

Вскоре появилась четвертая дикая гусыня. Она летела так медленно и так неумело, что поймать ее вроде бы ничего не стоило, но Смирре все же побоялся опять промахнуться и благоразумно решил: пусть себе летит мимо. Однако гусыня летела прямо на Смирре, опускаясь все ниже и ниже, и лис не выдержал. Он подпрыгнул, да так высоко, что задел гусыню лапой, но и на этот раз добыча от него ускользнула.

Не успел Смирре перевести дух, как показались три гуся рядком. Они летели точно тем же путем, что и гусыни. Смирре отчаянно прыгал то за одним, то за другим, пытаясь их поймать, но гуси ловко увертывались.

Затем появилось сразу пятеро гусей, которые летели гораздо лучше прежних. Они долго кружились над лисом, стараясь заставить его прыгать, но Смирре устоял перед соблазном.

Прошло какое-то время, и вдруг Смирре увидел среди деревьев еще одну дикую гусыню, тринадцатую в стае. Она была так стара, что в ее поседевшем оперении не осталось ни единого темного перышка. Похоже, она плохо владела одним крылом и летела — аж жалость брала — беспомощно, вкривь-вкось, почти касаясь земли. Смирре даже не понадобилось высоко прыгать — он преследовал гусыню большими скачками почти до самого озера. Но и на сей раз — все напрасно.

Когда же, распластав широкие крылья, появился новый гусь, четырнадцатый, мрачный лес словно озарился — таким ослепительно белым он был. Увидев его, Смирре собрал все свои силы и подпрыгнул чуть не до самых верхушек деревьев, но белый гусь, цел и невредим, пролетел, как и все другие, мимо.

На некоторое время в буковом лесу наступил покой. Казалось, уже пролетели все гуси. Смирре наконец вспомнил про своего пленника и, подняв глаза, взглянул на молодой бук. Но малыша и след простыл.

Подумать, куда он делся, Смирре не успел: с озера, медленно проплывая под покровом леса, возвращалась первая гусыня… Вслед за первой появилась вторая, за ней третья, потом четвертая… Вот пятый гусь… Вереницу замыкали старая льдисто-серая гусыня и большой белый гусак. Все они летели медленно и низко, а над головой Смирре опускались еще ниже, как бы предлагая себя поймать. Смирре как сумасшедший гонялся за ними, прыгая чуть не до вершин деревьев, но схватить хотя бы одну птицу ему никак не удавалось.

Это продолжалось бесконечно. Гуси прилетали и улетали, потом прилетали и улетали снова, по-прежнему целые и невредимые. Смирре-лис был вне себя. Он еще хорошо помнил голод нынешней зимы, помнил морозные дни и ночи, когда ему приходилось до изнеможения рыскать по округе в тщетных поисках добычи. Перелетных птиц тогда не было, крысы попрятались в стылые норы, кур позапирали в курятниках. А сегодня превосходные дикие гуси, нагулявшие жир за морем на немецких нивах и вересковых пустошах, целый день кружились над самой его головой, и он даже не раз задевал их лапами. Но утолить свой голод так и не сумел!

Смирре был уже не молод. Не раз за ним по пятам гнались собаки, свистели над ухом пули. Однажды он долго отсиживался в своей норе, меж тем как гончие сторожили все отнорки и казалось, вот-вот его схватят. Но даже тогда он не испытывал такого отчаяния, как сегодня. Ужаснее этого дня Смирре-лису переживать не доводилось.

Утром, пока еще не начались гусиные забавы, Смирре выглядел роскошно. Гуси только диву давались его щегольству. Шкура у него была ярко-рыжая, грудь белая, нос черный, а хвост пышный, будто страусовое опахало. Но к вечеру шерсть лиса взмокла от пота и повисла клочьями, глаза потускнели, он прерывисто дышал, высунув язык, из его пасти стекала пена.

Лис уже не чуял ног от усталости, голова кружилась, перед глазами так и мелькали дикие гуси. Теперь он гонялся даже за солнечными бликами, игравшими на земле, за злосчастной бабочкой-крапивницей, которая прежде времени появилась на свет из своего кокона.

Целый день дикие гуси без устали летали взад-вперед, мучая Смирре. Он был так истерзан, затравлен, что мог вот-вот потерять рассудок. Но гуси, не испытывая к нему ни капли жалости, продолжали свои забавы, хотя и понимали, что лис уже плохо различает их и прыгает даже за их тенями.

И только когда Смирре, готовый испустить дух, в изнеможении упал на кучку палой листвы, гуси оставили его в покое.

— Теперь ты знаешь, лис, каково придется тому, кто дерзнет поднять лапу на Акку с Кебнекайсе! — напоследок крикнули дикие гуси прямо ему в ухо.

С тем они и улетели, оставив наконец Смирре в покое.

2 комментария

  1. Замечательная детская сказка, которая затрагивает все основные моменты в объяснении ребенку «что такое хорошо и что такое плохо».

  2. Я из тех счастливцев, кому удалось в детстве (по крайней мере, годам к 13-14) прочесть оба варианта «Нильса» — как сокращенный, так и полный вариант. Последний стал у меня одной из самых любимых книжек: вроде бы сказка — и в то же время географическая энциклопедия, об одной из ближайших соседних стран с климатом, так похожим на мой родной петербургский.
    Но и не только про географию.
    Больше всего мне запомнилась история с Оосой, как она нашла башмачок Нильса, — зеркальное отражение истории с Принцем и Золушкой, вроде как гендерная инверсия. И похоже, что в свое время это прозвучало настоящей Божией Грозой среди ясного неба традиционных гендерных ожиданий — даже и в наши дни подпитываемых той бандитской библией от Шарля Перро. Что, брат-мусью Шарль, — бедная сирота женска полу непременно должна быть Золушкой? А вот накося-выкуси! Ооса для своего Нильса сыграла роль Принцессы — пусть не с Хрустальной Туфелькой, а с деревянным башмачком, но все же, все же… Не благодаря богатству или знатности, как у короля, принца и прочих вельмож в той сказке, — она не то что бедная, она практически НИЩАЯ. Но и не благодаря грубым силовым методам, как у мачехи, или бессовестным капризам, как у мачехиных дочек в той же дурацкой сказке (ей-Богу — куда более вредной, чем «Алые паруса», поскольку Ассоль все-таки, до встречи с Греем, по полной «отыгрывается» за свои неуместные в рыбацкой деревне капризы, а мачехины дочки ВООБЩЕ не понесли никакого наказания — ну да, не за принца вышли, а за придворных вельмож, так намного ли это хуже принца? — и ведь ни одного малюсенького пальчика на их хорошеньких ножках никто не порезал, не то чтобы глаза выклевывать, как, скажем, у Гриммов), — она добрая, трудолюбивая, любящая. Именно благодаря трудолюбию, упорству и здравому смыслу в сочетании с добротой, эмпатией и где нужно — смирением, принятием, как людей, так и судьбы, она смогла сыграть в своей жизни роль не «золушки» — казалось бы, неизбежную — а «принцессы», даже скорее, Королевы Своей Жизни. Вот какие примеры, я считаю, должны быть перед глазами наших девчонок с самых первых шагов по этой грешной земле! Чтобы не зацикливаться на «прынцах»…
    Не знаю, есть ли такие примеры в реальной жизни. Теоретически, думаю, возможны.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *