Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

XXVII В

Четверг, 28 апреля

У диких гусей выдался трудный перелет. Позавтракав на полях в Феллингсбру, они направились было прямо на север через Вестманланд. Но западный ветер, который все крепчал и крепчал, под конец отшвырнул гусей вместо севера на восток, к самой границе с Упландом.

Они летели высоко в поднебесье, и ветер со страшной силой гнал их вперед. Мальчику хотелось разглядеть Вестманланд, и он свесил голову вниз, но увидел совсем немного. Он заметил только, что местность здесь, на востоке, — плоская, равнинная и как-то необычно иссечена бегущими с севера на юг бороздами и полосами, почти прямыми, с равными промежутками между ними.

— Эта равнина такая же полосатая, как матушкин передник, — удивился мальчик. — Не пойму только, что за полосы ее пересекают?

— Реки и горные кряжи, проселочные дороги и железнодорожные пути! — загоготали дикие гуси. — Реки и горные кряжи, проселочные дороги и железнодорожные пути!

И в самом деле: когда гусей отбросило на восток, они сначала летели над рекой Хедстрёммен, которая течет между двумя горными кряжами, сопутствуя железной дороге. Затем гусей отнесло к речке Кольбексон. Вдоль нее по одному берегу проходит железная дорога, а по другому — горная гряда, которую пересекает проселочная дорога. Потом гусям встретилась река Свартон, вдоль нее также тянулись горные гряды и проселочные дороги, и речка Лиллон с могучим горным кряжем Баделучдсосен на берегу. И наконец речка Сагон, на правом берегу которой виднелась и проселочная дорога, и железнодорожные пути.

«Никогда прежде я не видел столько дорог, которые бы шли в одну сторону, — подумал мальчик. — Должно быть, немало товаров везут с севера через здешние края».

Это его очень удивило. Он-то всегда считал, что к северу от Вестманланда Швеция кончается и дальше ничего, кроме леса и пустошей, нет.

Когда диких гусей отнесло ветром к речке Сагон, Акка поняла, что они очутились вовсе не там, куда направлялись. Она круто повернула вместе со всей стаей и, борясь с резким встречным ветром, стала пробиваться обратно на запад. Стая еще раз пролетела над полосатой равниной и снова углубилась в западный край Вестманланда, покрытый лесистыми горными цепями.

Все время, пока стая летела над равниной, мальчик сидел, свесив голову, и глядел на землю. Но когда равнина осталась позади и начались обширные леса, Нильс выпрямился, чтобы дать глазам отдых. Ведь на земле, поросшей лесом и усеянной мелкими озерами, ничего особенного не увидишь!

Но вдруг с земли донесся какой-то скрип — словно кто-то жаловался.

Тогда Нильс снова наклонился и глянул вниз. Дикие гуси, борясь со встречным ветром, летели не очень быстро, и мальчик легко мог разглядеть под собой землю. Первое, что он заметил, был черный глубокий провал, который вел прямо в глубь земли. Над провалом был сооружен подъемник из толстых бревен; в эту минуту он как раз с воем и скрежетом поднимал бочку, груженную камнями. Большие груды таких же камней лежали вокруг, а на земле сидели женщины и дети и разбирали эти камни. Под навесом пыхтела паровая машина, несколько повозок с камнями спускалось по узкой конной тропе. Невдалеке, на лесной опушке, виднелись небольшие домики рабочих.

Мальчик в недоумении закричал во все горло вниз:

— Что это за место, где добывают столько серого гранита?

— Нет, вы только послушайте этого дурачка! Послушайте этого дурачка! — зачирикали воробьи. Родом из здешних мест, они знали все на свете. — Он не может отличить железную руду от серого гранита!

Тут мальчик понял, что перед ним шахта. И немного разочаровался, так как думал, что шахты располагаются высоко в горах; эта же лежала на ровной местности между двумя горными кряжами.

Вскоре шахта осталась позади, и Нильс снова стал смотреть вперед, а не вниз, потому что не ожидал увидеть ничего нового, кроме поросших ельником и березняком горных кряжей.

Вдруг от земли сильно повеяло теплом, и он поспешно глянул вниз, чтобы узнать, откуда идет это тепло.

Под ним громоздились большие груды угля и руды, а посредине высилось восьмиугольное выкрашенное в красный цвет строение, посылавшее огромные снопы огня к небу.

Сначала мальчик решил, что на земле пожар. Но потом увидел, как спокойно, не обращая внимания на огонь, ходят внизу люди. Однако сколько он ни ломал голову, он так и не мог понять, что там происходит, и закричал:

— Как называется это место, где никому нет дела, что горит дом?

— Нет, вы только послушайте! Послушайте! Он боится огня! — защебетали зяблики. Гнездясь на лесной опушке, они хорошо знали, что творится по соседству. — Он понятия не имеет, как плавят железо из руды! Он не может отличить огня плавильни от пламени пожара!

Вскоре дикие гуси оставили плавильню позади, и мальчик снова стал глядеть вперед, а не вниз, так как думал: «Здесь, в этих поросших лесом краях, смотреть особенно нечего».

Но стоило ему отлететь чуть подальше, как он услыхал страшный шум и грохот на земле.

Поглядев вниз, он заметил небольшой поток, который, громко бурля, сбегал с горной кручи. Возле водопада стояло большое строение с черной крышей и высокой трубой, посылавшее ввысь густые, пронизанные искрами клубы дыма. Перед строением лежали груды железа и уголь. Земля вокруг была черная, и черными были дороги, разбегавшиеся во все стороны. От высокого строения и доносился этот ужасный грохот и шипение. Казалось, кто-то сильными ударами пытается защититься от ревущего дикого зверя. Но удивительно! Никому не было дела до того, что там творится! Неподалеку, под зелеными деревьями, виднелись домишки рабочих, а еще дальше поднималась большая белая господская усадьба. Во дворах домиков мирно играли дети, а в аллеях усадьбы спокойно прогуливались взрослые.

— Как называется это место, где никому нет дела, что в доме кого-то убивают? — закричал сверху мальчик.

— Хак-ак-ак-ак-ак! Вон летит тот, кто ничего не знает! Хак-ак-ак-ак! — застрекотала сорока. — Никого там не убивают и не раздирают на куски! Это лопается и шипит железо, когда его кладут под молот!

Вскоре железоделательный завод остался позади, и мальчик снова стал глядеть вперед, а не вниз, так как Думал: «Здесь, в этих поросших лесом краях, смотреть особенно нечего».

Не прошло и часа, как он услышал звон колокола и еще разок взглянул на землю: откуда доносится этот звон?

И тут мальчик увидел внизу крестьянскую усадьбу, какой ему никогда прежде видеть не доводилось. Дом, выкрашенный в красный цвет, был длинный, но не очень высокий, всего в один этаж. Нельзя сказать, чтобы возводили его с размахом. Зато рядом с домом располагалось много служб — конюшни, скотный двор, сараи — всего не перечесть. И служб этих было в два-три раза больше, чем в обычной усадьбе. Любопытно, что там могло храниться? Ведь рядом с усадьбой никаких полей не было. В лесной чаще, правда, Нильс увидел несколько клочков пашен, но они были так малы, что их едва можно было назвать полями. И на каждом из них возвышался свой амбар, готовый принять на хранение весь урожай, какой только удастся собрать с этого поля.

На крыше конюшни под колпаком был укреплен колокол, возвещавший время обеда. Оттуда-то и доносился звон. Хозяин вместе с работниками направился к поварне, и мальчик увидел, что работников у него немало и все они — рослые и статные.

— Что за люди строят такие огромные усадьбы в самой чаще леса, там, где нет пашен? — закричал мальчик.

Петух, взобравшийся на кучу мусора, тотчас закукарекал:

— Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! Это — старый горный промысел! Старый горный промысел! Пашни здесь — под землей! Пашни здесь — под землей! Пашни здесь — под землей!

Наконец мальчик начал понимать: не такие уж это непроходимые лесные дебри! Здесь, среди лесов и гор, скрыто много любопытного!

Были здесь старые брошенные шахты с накренившимися подъемными кранами, земля вокруг которых была сплошь изрыта буровыми скважинами; были и действующие шахты, где кипела работа и грохотали взрывы, долетавшие даже до слуха гусей в поднебесье. Недалеко от шахт, на опушках леса, стояли целые рабочие поселки. Встречались тут и старые, покинутые кузни, где сквозь проломленные крыши виднелись громадные железные молоты и сложенные из кирпича неуклюжие горны. Были здесь и большие, недавно возведенные железоделательные заводы, где молоты трудились и стучали так, что дрожала земля. А рядом на пустошах как ни в чем не бывало раскинулись небольшие тихие селения, которым, казалось, нет никакого дела до стоявшего здесь грохота и шума. Над землей бежали канатные дороги; по ним медленно двигались корзины, наполненные рудой. На всех водопадах жужжали колеса, электрические провода тянулись через молчаливый лес, а по рельсам тянулись необычайно длинные железнодорожные составы из шестидесяти, семидесяти вагонов, груженные рудой и углем, железными брусьями и стальной проволокой.

Некоторое время мальчик молча глядел на все это, а потом не выдержал.

— Как зовется этот край, где растет одно лишь железо? — закричал он, заранее зная, что птицы на земле поднимут его на смех.

Тут старый филин, спавший в заброшенной плавильне, пробудился ото сна. Вытянув вперед круглую голову, он заухал жутким голосом:

— Ух, ух, ух! Этот край зовется Бергслаген! Если бы здесь не росло железо, тут и поныне жили бы одни филины и медведи!