ИСПЫТАНИЕ
Студент очнулся ото сна и увидел, что на ночном столике горит лампа. «Надо же, я забыл ее погасить», — подумал он и приподнялся на локте, чтобы прикрутить фитиль. Но не успел он дотянуться до лампы, как увидел, что на письменном столе кто-то шевелится.
Комната была совсем маленькая. Между кроватью и столом оставался лишь узенький проход, и студент отчетливо видел свои книги, бумаги, письменные принадлежности и фотографии, которыми был завален стол, а также спиртовку и чайный поднос, оставленные на столе с вечера. Но всего удивительней, что так же отчетливо, как и все прочее, он видел какого-то крошечного человечка; склонившись над масленкой, человечек готовил себе бутерброд.
Студент столько пережил за вчерашний день, что им владело какое-то отупение. Он не удивился, не испугался такого зрелища, а лишь подумал равнодушно: «Ничего особенного. Малыш, как видно, пришел перекусить».
Студент снова улегся, так и не потушив лампы, и, полузакрыв глаза, стал следить за малышом. Тот уселся на пресс-папье и принялся за еду. Один за другим он уписывал бутерброды из остатков ужина студента, закатывая от удовольствия глаза и причмокивая губами. Как видно, сухие корочки хлеба и черствая горбушка сыра были для него редчайшими лакомствами.
Не желая ему мешать, студент подождал, пока малыш насытится, и только тогда заговорил с ним:
— Эй! Ты кто такой?
От неожиданности мальчик резко вскочил и побежал к окошку, но видя, что студент спокойно продолжает лежать и не преследует его, остановился.
— Я — Нильс Хольгерссон из Вестра Вемменхёга, — сказал он. — Я — человек, как и ты, но меня заколдовали, превратили в домового, и с тех пор я летаю по свету со стаей диких гусей.
— Неслыханная история! — изумленно воскликнул студент и учинил мальчику форменный допрос. Он долго расспрашивал его и узнал почти все, что тот пережил с тех пор, как улетел из дому.
— До чего тебе славно живется! — позавидовал студент. — Эх, хорошо бы очутиться на твоем месте и улететь от всех забот!
Батаки-ворон ожидал Нильса снаружи, на подоконнике, и, услышав слова студента, предупреждающе постучал клювом в окно. Нильс понял, что ворон боится, как бы он не сплоховал, если студент произнесет нужные слова.
— О, неужто ты захочешь поменяться со мной? — спросил мальчик. — Разве может студент желать стать кем-нибудь другим?
— Точно так думал и я, проснувшись сегодня утром, — ответил студент. — Но если бы ты только знал, что случилось со мной потом! Теперь мне конец! В самом деле, для меня лучше было бы улететь с дикими гусями!
Мальчик снова услыхал, как Батаки стучит клювом в окно, и от волнения у него даже закружилась голова и забилось сердце — казалось, студент вот-вот произнесет нужные слова.
— Я рассказал тебе обо всем, что случилось со мной, — обратился он к студенту, — может, и ты расскажешь, что же стряслось с тобой?
Студент страшно обрадовался. Наконец-то он мог кому-то довериться и откровенно рассказать обо всем, что с ним приключилось.
— Все бы ничего, — сказал он под конец, — если бы только я не принес беды товарищу. И самое лучшее для меня было бы очутиться на твоем месте и летать по свету с дикими гусями!
Батаки опять громко застучал клювом в окно, но мальчик сидел молча, глядя в одну точку.
— Погоди немного, скоро ты услышишь обо мне! — тихим голосом сказал он наконец студенту, прошел медленным шагом по всему письменному столу и вышел через окно на крышу. Уже всходило солнце, и Упсалу залил нежный розовый свет зари. Все башни и башенки празднично засверкали, заискрились, и мальчик не мог не сказать еще раз самому себе: этот город — поистине город радости.
— Что ты наделал? — накинулся на Нильса ворон. — Теперь ты навсегда утратил надежду стать человеком.
— Неохота мне меняться местами со студентом, — засмеялся мальчик. — Меня ждали бы одни только беды из-за этих листков бумаги, которые унес ветер.
— Нашел из-за чего печалиться, — усмехнулся Батаки. — Да я могу хоть сейчас принести их обратно.
— Что можешь, то можешь, это верно, — согласился мальчик, — только принесешь ли? Хотелось бы сперва их увидеть.
Батаки не произнес ни слова. Взмахнув крыльями, он улетел и вскоре вернулся назад с несколькими листками бумаги в клюве. Целый час он летал взад-вперед, прилежный как ласточка, таскающая глину для своего гнезда, и приносил мальчику один листок за другим.
— Погляди, здесь, кажется, почти все, — запыхавшись, каркнул он наконец и снова пристроился у окна.
— Спасибо тебе! — поблагодарил мальчик. — Теперь пойду, потолкую со студентом.
Вдруг Батаки, бросив взгляд в комнату, увидел, что студент разглаживает листы рукописи и складывает их по порядку.
— Такого дурака, как ты, я еще не встречал! — налетел Батаки на мальчика. — Ты успел отдать рукопись студенту?! Тогда нечего больше ходить к нему. Теперь уж он не скажет, что хочет очутиться на твоем месте.
А мальчик с улыбкой смотрел на студента, который, вне себя от радости, в одной рубашке начал вдруг плясать в своей каморке.
Тут мальчик повернулся к ворону и сказал:
— Я все понял, Батаки. Ты ведь хотел испытать меня, не правда ли? Ты, наверно, думаешь, что, если я только смогу стать снова человеком, я брошу Мортена-гусака и ему самому придется заботиться о себе во время этого тяжелого путешествия. Но когда студент рассказал свою историю, я понял, как ужасно изменить товарищу. И этого я никогда не сделаю.
Батаки почесал лапкой затылок. Он был сконфужен. Не найдя что ответить, он молча подставил мальчику спину, и они полетели назад, к диким гусям.
Замечательная детская сказка, которая затрагивает все основные моменты в объяснении ребенку «что такое хорошо и что такое плохо».
Я из тех счастливцев, кому удалось в детстве (по крайней мере, годам к 13-14) прочесть оба варианта «Нильса» — как сокращенный, так и полный вариант. Последний стал у меня одной из самых любимых книжек: вроде бы сказка — и в то же время географическая энциклопедия, об одной из ближайших соседних стран с климатом, так похожим на мой родной петербургский.
Но и не только про географию.
Больше всего мне запомнилась история с Оосой, как она нашла башмачок Нильса, — зеркальное отражение истории с Принцем и Золушкой, вроде как гендерная инверсия. И похоже, что в свое время это прозвучало настоящей Божией Грозой среди ясного неба традиционных гендерных ожиданий — даже и в наши дни подпитываемых той бандитской библией от Шарля Перро. Что, брат-мусью Шарль, — бедная сирота женска полу непременно должна быть Золушкой? А вот накося-выкуси! Ооса для своего Нильса сыграла роль Принцессы — пусть не с Хрустальной Туфелькой, а с деревянным башмачком, но все же, все же… Не благодаря богатству или знатности, как у короля, принца и прочих вельмож в той сказке, — она не то что бедная, она практически НИЩАЯ. Но и не благодаря грубым силовым методам, как у мачехи, или бессовестным капризам, как у мачехиных дочек в той же дурацкой сказке (ей-Богу — куда более вредной, чем «Алые паруса», поскольку Ассоль все-таки, до встречи с Греем, по полной «отыгрывается» за свои неуместные в рыбацкой деревне капризы, а мачехины дочки ВООБЩЕ не понесли никакого наказания — ну да, не за принца вышли, а за придворных вельмож, так намного ли это хуже принца? — и ведь ни одного малюсенького пальчика на их хорошеньких ножках никто не порезал, не то чтобы глаза выклевывать, как, скажем, у Гриммов), — она добрая, трудолюбивая, любящая. Именно благодаря трудолюбию, упорству и здравому смыслу в сочетании с добротой, эмпатией и где нужно — смирением, принятием, как людей, так и судьбы, она смогла сыграть в своей жизни роль не «золушки» — казалось бы, неизбежную — а «принцессы», даже скорее, Королевы Своей Жизни. Вот какие примеры, я считаю, должны быть перед глазами наших девчонок с самых первых шагов по этой грешной земле! Чтобы не зацикливаться на «прынцах»…
Не знаю, есть ли такие примеры в реальной жизни. Теоретически, думаю, возможны.