XXXIII НАВОДНЕНИЕ
1–4 мая
Уже много дней подряд к северу от озера Меларен бушевала страшная непогода. Небо было сплошь затянуто серыми тучами: свистел ветер, хлестал дождь. Люди и животные понимали, что за приход весны тоже надо расплачиваться, но все же непогода сильно им докучала.
Однажды дождь лил не переставая целый день, и снежные сугробы в еловых лесах начали всерьез таять. Потекли весенние ручьи. Лужи в усадьбах, стоячие воды в канавах, вода на топких лугах и в болотах — все пришло в движение, пытаясь пробиться к ручьям, чтобы те захватили их с собой в море.
Ручьи спешили как можно скорее добежать до рек, которые впадают в озеро Меларен, а реки изо всех сил стремились к озеру, желая напоить его своими водами. Но вот все мелкие озера в Упланде и Бергслагене в один и тот же день сбросили с себя ледяной покров; зато вытекавшие из них реки наполнились ледяными глыбами и чуть не вышли из берегов. Многоводные и шумные, они все неслись в озеро Меларен, и вскоре оно приняло в себя столько воды, что больше уже не могло вместить. Бурным потоком устремились его воды к своему стоку, но фарватер протока Норстрём такой узкий, что воды замедлили свой бег. Вдобавок сильный восточный ветер гнал к берегу высокие морские волны, и они преградили путь пресным водам, которые проток в заливе желал влить в Балтийское море. Но поскольку реки непрерывно приносили в озеро Меларен все новые и новые воды, а проток Норстрём не успевал их уносить, большому озеру ничего не оставалось, как только выйти из берегов.
Оно поднималось медленно-медленно, словно опасаясь нанести урон прекрасным своим берегам. Но так как они почти всюду низки и пологи, понадобилось совсем немного времени, чтобы вода на много метров окрест затопила сушу. А большего и не требовалось — по всей округе начался величайший переполох.
Есть в озере Меларен нечто своеобычное. Состоит оно из одних лишь узких заливов, бухт и проливов. Нигде не расстилает оно широкие, бичуемые штормами просторы вод. Нигде не найдешь здесь голых, пустынных, открытых всем ветрам берегов. На озере множество уютных, поросших деревьями островков, скалистых шхер, мысов и заливов, как будто созданных для увеселительных поездок, прогулок под парусами и рыбной ловли. А живописные берега озера словно предназначены для всех этих великолепных дворцов, летних вилл, помещичьих усадеб и всяких увеселительных заведений.
Обычно ласковое и дружелюбное, озеро Меларен иной раз по весне изменяет своему мирному нраву, сбрасывает улыбчивую маску и приносит людям немало бед.
Вот и этой весной, судя по всему, оно собиралось устроить настоящее наводнение. И люди стали поспешно конопатить и смолить плоты и плоскодонки, стоявшие зимой на приколе, переносить на берег мостки для стирки и полоскания белья. Всюду укрепляли, насколько можно, мосты и виадуки. Путевые обходчики, которые служили на железной дороге, идущей вдоль побережья, непрерывно осматривали железнодорожную насыпь и не смели сомкнуть глаз ни днем ни ночью.
Крестьяне, хранившие сено или сухую листву в сараях на низких скалистых островках, спешили переправить этот корм на берег. Рыбаки вытаскивали вентеря и сети, чтобы их не смыло половодьем. У паромных переправ скапливались толпы путников. Все, кому надо было попасть домой или, наоборот, уехать из дому, торопились поскорее перебраться на другой берег, пока не поздно.
Но самая большая спешка царила в окрестностях Стокгольма, где по берегам тянутся бесконечные дачные поселки. Правда, большинство вилл стоит довольно высоко на берегу и им не грозит ни малейшая опасность, но при каждой из них есть причал и купальня, а их нужно было перевезти в безопасное место.
Но не только людей беспокоило то, что озеро Меларен начало выходить из берегов. Уток, которые сидели на яйцах в прибрежных кустах, полевых мышей, землероек, обитательниц побережья, — всех охватил страх за своих крошечных беспомощных детенышей. Даже гордые лебеди и те тревожились, как бы наводнение не уничтожило их гнезда и яйца.
И было отчего страшиться и опасаться — с каждым часом вода в озере все прибывала и прибывала. Ивы и ольхи на прибрежных отмелях уже погрузились в воду, затопило сады и огороды и размыло грядки с уже зеленевшими пряными травами. Полям ржи, на которые проникла вода, она тоже нанесла немалый урон.
Озеро продолжало подниматься уже много дней подряд. Низкие пойменные луга вокруг замка Грипсхольм скрылись под водой, и громадный замок оказался отделенным от суши не узким рвом, как обычно, а широким проливом. По набережной в Стренгнесе — этому излюбленному месту прогулок горожан — мчался бурлящий поток, а жители Вестероса готовили лодки, чтобы передвигаться по улицам.
Лежбище лосей, перезимовавших на скалистом островке посреди озера Меларен, оказалось под водой, и им пришлось вплавь добираться до берега. По воде плыло бессчетное множество пивных бочек и ушатов, бревен и досок, и даже целый склад дров. И повсюду спасательные лодки с людьми, готовыми прийти на помощь…
В один из этих тяжких дней в березовой роще к северу от озера Меларен появился Смирре-лис. Как всегда, он был занят одной мыслью — как бы отыскать диких гусей с Малышом-Коротышом. Он давно уже потерял их след и совсем было пал духом. И вот сегодня, когда он увидел на березовой ветке почтовую голубку Агарь, у него появилась надежда.
— Как хорошо, Агарь, что я встретил тебя, — обрадовался Смирре. — Может, ты скажешь мне, где сейчас Акка с Кебнекайсе и ее стая?
— Может, я и знаю, где они, — ответила Агарь, — но тебе не скажу!
— Твое дело! Я ведь только хотел передать им привет и весточку от меня, — сказал Смирре. — Ты, верно, знаешь, как худо нынче на озере Меларен. Там — большое наводнение, и лебеди — а их в бухте Йельставикен не счесть — скоро лишатся своих гнезд и потомства. Но Дагаклар-Яснодень — лебединый король слыхал про малыша, который летает с гусиной стаей и помогает птицам в беде. Вот король и послал меня спросить Акку, не пожелает ли она прилететь в Йельставикен вместе с Малышом-Коротышом?
— Привет и просьбу я передам, — ответила Агарь. — Не пойму только, как такой кроха может помочь лебедям?
— Я и сам не пойму, — вздохнул Смирре. — Однако он может перенести на берег все что угодно.
— Чудно и то, что лебединый король Яснодень передает диким гусям привет и вести через лиса, — удивилась Агарь.
— Ты права, мы с гусями и впрямь враги, — кротко произнес Смирре. — Но когда великая беда на пороге, надо помогать друг дружке. Впрочем, не говори Акке, что получила весть через лиса. Она ведь такая недоверчивая и подозрительная!
Замечательная детская сказка, которая затрагивает все основные моменты в объяснении ребенку «что такое хорошо и что такое плохо».
Я из тех счастливцев, кому удалось в детстве (по крайней мере, годам к 13-14) прочесть оба варианта «Нильса» — как сокращенный, так и полный вариант. Последний стал у меня одной из самых любимых книжек: вроде бы сказка — и в то же время географическая энциклопедия, об одной из ближайших соседних стран с климатом, так похожим на мой родной петербургский.
Но и не только про географию.
Больше всего мне запомнилась история с Оосой, как она нашла башмачок Нильса, — зеркальное отражение истории с Принцем и Золушкой, вроде как гендерная инверсия. И похоже, что в свое время это прозвучало настоящей Божией Грозой среди ясного неба традиционных гендерных ожиданий — даже и в наши дни подпитываемых той бандитской библией от Шарля Перро. Что, брат-мусью Шарль, — бедная сирота женска полу непременно должна быть Золушкой? А вот накося-выкуси! Ооса для своего Нильса сыграла роль Принцессы — пусть не с Хрустальной Туфелькой, а с деревянным башмачком, но все же, все же… Не благодаря богатству или знатности, как у короля, принца и прочих вельмож в той сказке, — она не то что бедная, она практически НИЩАЯ. Но и не благодаря грубым силовым методам, как у мачехи, или бессовестным капризам, как у мачехиных дочек в той же дурацкой сказке (ей-Богу — куда более вредной, чем «Алые паруса», поскольку Ассоль все-таки, до встречи с Греем, по полной «отыгрывается» за свои неуместные в рыбацкой деревне капризы, а мачехины дочки ВООБЩЕ не понесли никакого наказания — ну да, не за принца вышли, а за придворных вельмож, так намного ли это хуже принца? — и ведь ни одного малюсенького пальчика на их хорошеньких ножках никто не порезал, не то чтобы глаза выклевывать, как, скажем, у Гриммов), — она добрая, трудолюбивая, любящая. Именно благодаря трудолюбию, упорству и здравому смыслу в сочетании с добротой, эмпатией и где нужно — смирением, принятием, как людей, так и судьбы, она смогла сыграть в своей жизни роль не «золушки» — казалось бы, неизбежную — а «принцессы», даже скорее, Королевы Своей Жизни. Вот какие примеры, я считаю, должны быть перед глазами наших девчонок с самых первых шагов по этой грешной земле! Чтобы не зацикливаться на «прынцах»…
Не знаю, есть ли такие примеры в реальной жизни. Теоретически, думаю, возможны.