ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
ЧТО ПРОИСХОДИЛО В ЧЕРТОГАХ СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ И ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ПОТОМ.
В чертогах снежной Королевы,
Где стены намела метель,
Где сотни зал огромных, белых
Тянулись друг за другом, трель
Залетных пташек не звучала,
И зверь туда не забегал…
Как холодно в пустынных залах,
Мертво и дико!.. Лишь гулял
Там буйный ветер, двери, окна
Проделал в стенах. Полыхал
Сияньем севера холодным
Огонь, что залы освещал
Потоком света бесконечным…
А посреди одной из зал
Заснеженной, пустынный, вечный,
Замёрзшим озером лежал
Хрустальный лёд, что на единых
И равных тысячи кусков
Однажды треснул, всем на диво.
И было много лестных слов
У Королевы. Называла
Зеркалом разума тот лёд,
Где трон был в центре. Восседала
Она на нём, когда с высот
Спускалась. Всем подряд твердила,
Что лучшее из всех зеркал –
Её. Гордилось им, любила,
Считала центром всех начал,
Истоком разума…
Что ж с Каем?..
Совсем бедняжка посинел
От холода, не замечая,
Как коченел, почти чернел.
От поцелуев Королевы,
Стал нечувствительным к тому,
Что замерзал. Где сердце, слева,
В груди, был лёд. И посему
Тепла не помнил он. И льдины
В фигурах разных и в словах
Искусно воплощал. Любил он
Занятья те. В его глазах
Фигуры были просто чудом,
Шедевром творчества, а их
Сложенье – вовсе не причудой –
Занятьем важным…
Будто стих
Он складывал слова и фразы,
Никак не мог лишь одного
Сложить он слова. И ни разу
Не получалось у него
То, что особенно хотелось,
То слово – «вечность». И в мозгах
Оно навязчиво вертелось,
Мешало, путалось в словах.
«Если ты сложишь это слово,
Я подарю тебе весь свет,
Коньков прекрасных пару новых» –
Сказала Королева…
Нет,
Его никак сложить не мог он…
«Ну, а теперь я полечу
В края, где нет замёрзших окон
И снега, заглянуть хочу
В котлы Везувия и Этны
И их немножко подбелю
Сияньем радуг разноцветных.
Уж больно этот цвет люблю.
После лимонов, винограда
Хорош он…»
Чёрные котлы,
Обычно полные золы,
Вулканов кратеры-громады
Она любила подбелить,
Зажечь в них солнце, охладить
Бурлящей лавы пыл горячий…
Она умчалась. И один
Остался Кай, немой, незрячий,
Не раб себе, не господин.
Один в необозримом зале
Сидел он, словно неживой,
И думал. В голове трещали
Тугие мысли. Сам не свой,
Глядел на льдины, неподвижный
И бледный, будто бы замёрз.
Слова какой-то фразы книжной
Пытался вспомнить. Парой звёзд
Пустых глаза его глядели.
А в это время, у окна
Стояла Герда. Ветры пели
И улеглись, когда она
Прочла молитву. Тут же в залу
Через проём ворот вошла,
Родного братца увидала:
«Мой милый Кай! Тебя нашла
Я наконец-то, мой любимый!..»
На шею бросилась ему
И обняла. Он, недвижимый,
Сидел и, судя по всему,
Не узнавал бедняжку Герду…
Тогда заплакала она
От боли, с горечью, с надеждой –
Родного братца ото сна
Освободить любой ценою;
И слёзы жаркие её
На грудь обильною росою
Упали, растопили лёд,
Проникнув в сердце, и осколок
Расплавился, как восковой.
Взглянул на Герду Кай…
Как долог
И тяжек путь был непростой
К его беспомощному сердцу!..
Запела Герда, плакал Кай…
Она на братца наглядеться
Была не в силах. Невзначай
Осколок вытек вдруг из глаза,
На радость, вместе со слезой.
И Кай очнулся, Герду сразу
Узнал он: «Герда!..»
«Мой родной!..».
«Где ты была, тебя заждался?
Где был я сам, где мы сейчас?..»
Он огляделся и прижался
К её груди. Она, смеясь
И плача, всё ему пыталась
Растолковать и объяснить…
Вокруг была такая радость,
Что захотелось снова жить!