За великую землю советскую.
Вас. Лебедев-Кумач. 11 июля 1941 года Над страной, как набат,
Грозно песни звучат,
Жарким гневом сердца загораются,
И в священный поход
Вся отчизна идет,
Весь народ-богатырь подымается.
Огляди всю страну –
На Днепре, на Дону,
На Мурмане и в городе Ленина,
По колхозным дворам,
По большим городам
Всюду грозно встает ополчение.
Погляди, посмотри, –
Рвутся в бой волгари,
Поднялось боевое казачество,
Поднялася Москва,
Всей страны голова,
Вражью нечисть повымести начисто!
Жадно ломится зверь,
Да крепка наша дверь,
Враг не чаял отпора жестокого.
Наши танки – сильны,
Наши пушки – грозны
И отважны геройские соколы.
Били немца не раз,
Разобьем и сейчас
Мы ораву фашистско-немецкую.
Мы не дрогнем в бою
За свободу свою,
За великую землю советскую!

Будем крушить разбойничью рать!24 июня 1941 года
Евг. Долматовский.
В самую короткую ночь в году
— Час этот в памяти заучи —
Коршун напал на нашу звезду,
Когти обжег об ее лучи.
Будем крушить разбойничью рать
Бомбой, пулей, снарядом, штыком,
Чтоб коршуну перьев своих не собрать,
Чтоб пепел взлетел над его гнездом.
С той ночи на убыль пойдет его день,
А нашему солнцу сиять всегда.
Нет, не затмит зловещая тень
Наши родимые города.
Дорогой отечественной войны
Лавиной идем на черный фашизм.
Дни врага уже сочтены,
Смертью его будет наша жизнь.

В КАНУН ВОЙНЫ
Юлия Друнина
Брест в сорок первом.
Ночь в разгаре лета.
На сцене — самодеятельный хор.
Потом: «Джульетта, о моя Джульетта!» —
Вздымает руки молодой майор.
Да, репетиции сегодня затянулись,
Но не беда: ведь завтра выходной.
Спешат домой вдоль сладко спящих улиц
Майор Ромео с девочкой-женой.
Она и впрямь похожа на Джульетту
И, как Джульетта, страстно влюблена…
Брест в сорок первом.
Ночь в разгаре лета.
И тишина, такая тишина!
Летят последние минуты мира!
Проходит час, потом пройдет другой,
И мрачная трагедия Шекспира
Покажется забавною игрой… |

Двадцать второго июня
Татьяна Лаптева
Двадцать второго июня
Идут выпускные балы.
Страшное утро в безумьи,
Предстало началом войны!
И слушали репродуктор,
Стараясь в тиши замереть.
Стало вдруг плохо кому-то,
Не смог пережить эту весть.
Бальные платья девчонок
Сменились на форму войны
И первые похоронки,
Беду понесли вглубь страны.
Враг вероломно, внезапно…..
Как черным крылом все накрыл
Не знал он тогда, что обратно
Ползти, не найдет в себе сил!

Я видел
Григор Акопян.1941
Я видел боль и горечь отступленья,
И кровь, и скорбь, и слезы на глазах,
И в пепел превращенные селенья,
И воронье в багровых небесах.
Я видел сучья виселиц, и трупы
Убитых женщин, стариков, детей.
Я в ярости кусал сухие губы
И ненависть копил в душе своей.
Я в жарких схватках не боялся смерти,
Водой питался, ночевал в лесу.
Победы знамя сохранил я в сердце —
И над спасенным миром вознесу.

Стихи о войне
Пахомов.
У нас у всех с войною счеты.
Шел сорок первый горький год…
В разгар уборочной работы
Кружил над нами самолет.
Мы, падая в изнеможенье,
Кричали «мама!» каждый раз.
И мама от крылатой тени
Собою закрывала нас.
Он не стрелял, он развлекался,-
Патроны, видимо, берег.
Но вдруг из облаков прорвался
Наш краснозвездный «ястребок».
Как мама плакала от счастья,
Сестренку и меня обняв,
Когда, рассыпавшись на части,
Стервятник вспыхнул среди трав.
Мы, подбежав, глядели немо,
И ноги налились свинцом:
Из-под разодранного шлема
Белело женское лицо.
Открытый рот, вставные зубы,
И струйка пота — не слеза.
И ярко крашенные губы,
И подведенные глаза.
Испуганно шептались травы
В тени разбитого крыла…
Не верилось, чтоб эта фрау
Кому-то матерью была.

Июль 41 года
Кочетков.
Нет, вовсе не из уст всеведа мудреца,
Она из уст солдата — та истина звучала:
«Чтоб знать, кто победит, не надо ждать конца,
Умеющий судить поймет и по началу».
Пылающий июль. Тридцатый день войны.
Все глубже, все наглей фашист вбивает клинья.
В руинах хуторок па берегу Десны.
Просторные дворы, пропахшие полынью.
Разрывы редких мин. Ружейная пальба.
Надсадный плач детей. Тоскливый рев скотины.
На сотни верст горят созревшие хлеба —
Ни горше, ни страшней не видел я картины.
Не утихает бой за лесом в стороне,
Густеет черный дым над поймою приречной.
И мечется фашист в бушующем огне,
На факел стал похож мешок его заплечный.
Закрыта жаркой мглой последняя изба,
И солнце в этой мгле едва-едва мигает.
На сотни верст горят созревшие хлеба —
Последний страх в себе Россия выжигает.
И плавятся в ночи как свечи тополя,
И слышен орлий крик над потрясенной далью,
От Буга до Десны пропитана земля
И кровью, и бедой, и горькой хлебной палью.
Все впереди еще. Смертельная борьба —
Москва и Сталинград, и Курск, и штурм Берлина.
Но тот, кто видел их — горящие хлеба,
Тот понимал, что Русь вовек необорима.

Помните!
Помните! Через века, через года,- помните!
О тех, кто уже не придет никогда,- помните!
Не плачьте! В горле сдержите стоны, горькие стоны.
Памяти павших будьте достойны! Вечно достойны!
Хлебом и песней, мечтой и стихами, жизнью просторной,
Каждой секундой, каждым дыханьем будьте достойны!
Люди! Покуда сердца стучатся,- помните!
Какою ценой завоевано счастье,- пожалуйста, помните!
Песню свою отправляя в полет,- помните!
О тех, кто уже никогда не споет,- помните!
Детям своим расскажите о них, чтоб запомнили!
Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили!
Во все времена бессмертной Земли помните!
К мерцающим звездам ведя корабли,- о погибших помните!
Встречайте трепетную весну, люди Земли.
Убейте войну, прокляните войну, люди Земли!
Мечту пронесите через года и жизнью наполните!..
Но о тех, кто уже не придет никогда,- заклинаю,- Помните.! |