«Ей приснилось, что она – Россия»
Л.ТатьяничеваПуля, жизнь скосившая сыновью,
Жгучей болью захлестнула мать.
Некого с надеждой и любовью
Ей теперь под кров свой ожидать!
От глухих рыданий обессиля,
Задремала. И приснилось ей,
Будто бы она – сама Россия,
Мать ста миллионов сыновей.
Будто в поле, вихрем опалённом,
Где последний догорает бой,
Кличет, называя поимённо,
Сыновей, что не придут домой.
Беззаветно храбрых и красивых,
Жизнь отдавших, чтоб жила она…
Никогда их не забыть России,
Как морей не вычерпать до дна…
Свет дымится; он пропитан кровью.
Меж убитых тихо мать идёт
И с суровой терпеливой скорбью
В изголовье Вечность им кладёт.
А в душе не иссякает сила.
И лежит грядущее пред ней,
Потому что ведь она – Россия,
Мать ста миллионов сыновей!

«Пусть не в меня в прямом бою…»
Л.Татьяничева
Пусть не в меня в прямом бою
Вонзался штык чужой огранки,
Прошли сквозь молодость мою
Года
Тяжёлые, как танки.
О трудный марш очередной
За хлебом,
Клеклым от бурьяна,
И над молчаньем площадей
Суровый голос Левитана…
А дети в ватничках худых,
А вдов опущенные плечи!
Нет горше будней фронтовых,
Но эти –
Вряд ли были легче…
Ты знаешь это.
Ты видал
Цеха бессонные, в которых
Из гнева плавится металл,
А слёзы
Превращались в порох.

«Вовкина бабушка»
Л.Преображенская
Была простая бабушка
У Вовки Черемных.
Ничем не выделялась
Она среди других.
Пекла для Вовки шанежки,
С морковкой пирожки,
Трусы ему стирала
И штопала носки…
Но вот пришёл однажды
Какой-то генерал.
Он крепко-крепко бабушку
При всех расцеловал.
Так вот какая бабушка!
А Вовка и не знал:
Спасён от смерти бабушкой
Вот этот генерал.
И все в отряде знали
Настёну Черемных.
Разведчицей отважной
Слыла она у них.
Теперь для Вовки шанежки
Вкуснее во сто раз.
А всё, что скажет бабушка, —
Как воинский приказ!

«Материнская слава»
Е.Хоринская
Она при встрече людям говорила:
— Какие ж были у меня дела…
Я никогда в разведку не ходила
И самолеты в небо не вела.
Я в жизни подвигов не совершила,
Жила, как все, в простой семье своей,
Я просто мыла, стряпала и шила,
Да вот еще растила сыновей…
А сыновья ее шептали имя,
Идя родную землю защищать.
И шла она незримо вместе с ними,
Совсем седая, ласковая мать.
В платке цветном встречала за оградой,
Рассматривала молча ордена…
И каждою сыновнею наградой
Она сама была награждена.

Русской женщине
Михаил Исаковский
…Да разве об этом расскажешь —
В какие ты годы жила!
Какая безмерная тяжесть
На женские плечи легла!..
В то утро простился с тобою
Твой муж, или брат, или сын,
И ты со своею судьбою
Осталась один на один.
Один на один со слезами,
С несжатыми в поле хлебами
Ты встретила эту войну.
И все — без конца и без счета-
Печали, труды и заботы
Пришлись на тебя на одну.
Одной тебе — волей-неволей,
А надо повсюду поспеть;
Одна ты и дома и в поле,
Одной тебе плакать и петь.
А тучи свисают все ниже,
А громы грохочут все ближе,
Все чаще недобрая весть.
И ты перед всею страною,
И ты перед всею войною
Сказалась- какая ты есть.
Ты шла, затаив свое горе,
Суровым путем трудовым.
Весь фронт, что от моря до моря,
Кормила ты хлебом своим.
В холодные зимы, в метели,
У той у далекой черты
Солдат согревали шинели,
Что сшила заботливо ты.
Бросалися в грохоте, в дыме
Советские воины в бой,
И рушились вражьи твердыни
От бомб, начиненных тобой.
За все ты бралася без страха,
И, как в поговорке какой,
Была ты и пряхой и ткахой,
Умела – иглой и пилой.
Рубила, возила, копала, —
Да разве же все перечтешь?
А в письмах на фронт уверяла,
Что будто отлично живешь.
Бойцы твои письма читали,
И там, на переднем краю,
Они хорошо понимали
Святую неправду твою.
И воин, идущий на битву
И встретить готовый ее,
Как клятву, шептал, как молитву,
Далекое имя твое…

|
Женщины Ленинграда
Александр РешетовМы помним все,-
Все ваши муки –
И мрак и холод этажей,
И боевое в час разлуки
Благословенье матерей.
Приняв его, мы уходили
Из дома прямо в дым войны.
Вы сами в громе битвы жили,
Ее огнем озарены.
Тревожный сон,
Свой отдых краткий
По зову прерывали вы.
Под бурей рыли ленинградки
Противотанковые рвы.
Вы стойкостью не изумляли,
Быть может, лишь гранита твердь.
Солдатам раны бинтовали,
Когда на вас глядела смерть.
Подруги,
Бой не смолк, он длится,
Победы приближая срок.
Ветра весны, румяня лица,
Повеют с нив, с морей, с дорог.
И будет жизнь достойна славы
Ее спасающих сейчас.
Подруги,
Родина поздравит
Как равных с воинами вас.

Сестричка
И. Мордовина
Сестричка новая к нам в госпиталь пришла,
Росточка малого, одна нам с ней беда:
Носилки с раненым она не подняла.
— Прислали нам помощницу, бессильная она.
Она зверьком затравленным носилась день и ночь,
Сестра бойцам израненным старалась всем помочь.
Там скажет слово доброе, немного посидит…
Глядишь, она, бессменная, повязки кипятит.
Нужна всем стала Анечка, кричат и там и тут,
Бойцы сестричку милую Дюймовочкой зовут.
Она умеет ласково с больными говорить,
В руках ее все ладится, все спорится, горит.
От боли кто заходится, она к тому спешит,
Души куски разбитые ему соединит.
Анюточка-Дюймовочка, тебе большой поклон
От тех, кому смягчила ты от боли дикий стон.
Не стала ты бездушною от страшных лет войны,
Твоей улыбкой доброю те дни озарены.
Как жить всем нам с сочувствием, советом подскажи,
О своей трудной юности потомкам расскажи.

Мы за церквушкой деревенскою
Яков Козловский
Мы за церквушкой деревенскою,
У тихой рощи на краю
Хороним Лельку Воскресенскую,
Погибшую в ночном бою.
Она лежит, не легендарная,
Смежив ресницы, как во сне,
А рядом сумка санитарная
С бинтом багровым на ремне.
Свод неба вместе с лунной долькою
Туманным залит молоком,
Полковник,стоя перед Лелькою,
Слезу стирает кулаком.
Свое забывший положение,
Седой, видавший смерть не раз,
«Прощай» ли шепчет или прощения
У Лельки просит в этот час?
А мне бы плакать в одиночестве
Весь день сегодня напролет…
К торжественной готовясь почести,
Винтовки зарядил мой взвод.
Женат полковник и, наверное,
Не знает он, лихой в бою,
Что хороню я нынче первую
Любовь мою.

Красный цвет на сумке цвета хаки.
Борис Костров
Красный цвет на сумке цвета хаки.
Где они, твои 16 лет?
До войны с тобой на «ты» не всякий
Говорить осмелился б поэт…
А теперь сидим мы вот и курим,
Под рукой у каждого наган…
Помню, как-то в огненную бурю
Первая моих коснулась ран.
Я не знал тебя тогда, Мария,
Но, прощаясь с жизнью, может быть,
Обнял землю и сказал: — Россия,
Ты ее не можешь позабыть.
Ну, а дальше – белая палата
Да повязки тяжкие в крови,
В темной биографии солдата
Светлая страница о любви.
Что еще? Про ненависть и славу
До зари беседа, а потом
Наизусть читаешь ты «Полтаву»,
Битвы вспоминая под Орлом.
Да меня украдкой даришь взглядом,
Дым табачный гонишь от лица…
Так всю ночь. И все за то, чтоб рядом
Быть со мною вечно. До конца.

Русская бабка
Ю. Кузнецов.
Утром фрицу на фронт уезжать,
И носки ему бабка связала,
Ну совсем как немецкая мать,
И хорошее что-то сказала.
Неужели старуха права
И его принимает за сына!
Он-то знал, что старуха — вдова…
И сыны полегли до едина. —
На, возьми! — ее голос пропел.—
Скоро будут большие морозы! —
Взял носки, ей в глаза поглядел
И сдержал непонятные слезы.
Его ужас три года трепал.
Позабыл он большие морозы.
Только бабку порой вспоминал
И ее непонятные слезы.

Женщины с военными медалями
А. Ванеев.
Восемнадцать было вам в то лето,
Первым чувством сердце расцвело.
Грянула война и на полсвета
Распростерла черное крыло.
Что тогда вы, милые, умели?
Знали лишь одно — пришли враги.
Не в театр надели вы шинели,
Не на бал обули сапоги.
В тот июнь чего не повидали вы,
Женщины с военными медалями!
На войне в кустах не отсидеться,
Трудно, страшно — маму не зови.
Защищали вы и наше детство,
Юные защитницы земли.
Как солдатам вы нужны бывали —
Отпускала боль фронтовика,
И быстрее раны заживали,
Лишь коснется девичья рука.
Все перенесли, перестрадали вы,
Женщины с военными медалями.
Где он, юный, синеглазый, милый —
Та любовь, та первая весна?
Сколько их, таких, безумной силой
Растоптала и сожгла война!
Вы глаза одним закрыли сами,
Не простясь, оплакали других.
Письма с полевыми адресами
И сегодня ждете вы от них…
Где та юность, за какими далями,
Женщины с военными медалями? |
Это удивило меня